Внезапно её правая рука начала медленно подниматься кверху. Замалея видел это и с ужасом взирал на эту руку, приближавшуюся к его лицу. Когда кисть её поравнялась с его шеей, Лярва раскрыла ладонь, на которую они оба молча взирали какое-то время, после чего вдруг, с коротким смешком женщины, ладонь метнулась к лицу мужчины и отвесила ему звонкую пощёчину. Он вздрогнул, затрясся всеми складками толстого лица, отшатнулся всем телом и… не выдержал и побежал, часто оглядываясь! А Лярва стояла на том же месте и смотрела ему вслед всё с тою же презрительною улыбкой. Прохожие косились, оглядывались на бегущего мужчину, переговаривались о чём-то — но ему было всё равно, ибо всем существом своим, каждою своею клеткой он хотел как можно быстрее завершить эту неприятную встречу. Добежав до первого поворота, он свернул, перешёл на быстрый шаг и долго ещё кружил по переулкам, сворачивал и поворачивал, надеясь уйти от преследования Лярвы и не привести её к своему дому, если она вдруг следит за ним. Но в этот раз она за ним не следовала, ибо и без того прекрасно уже знала, где находится дом, в котором он жил с семьёю.
После этого случая она не раз являлась ему на улицах. То он видел её на противоположной стороне дороги просто стоящею и взирающею на него молча — в этом случае он ускорял шаг и искал первый поворот в сторону. То она виделась ему в толпе людей, идущих навстречу, что заставляло его напрягать зрение и всматриваться. Позднее он и сам уже не знал, встречает ли её на улицах на самом деле или она ему только мерещится. Наконец, находясь однажды дома и выглянув в окно, Замалея, считавший, что Лярве неизвестен адрес его проживания, вдруг с ужасом увидел её! Она сидела на скамейке возле подъезда противоположного дома, смотрела в сторону. Ноги его подкосились и резко ослабели. Покачнувшись, он отпрянул за занавеску и, вновь чувствуя вспотевшие ладони и струящийся пот на своём жирном затылке, некоторое время стоял так, спрашивая себя и не веря себе, что это действительно она, Лярва, сидит под самыми окнами его квартиры. Затем опять выглянул, осторожно отодвинув занавеску. Она по-прежнему сидела там же, только в этот раз смотрела не в сторону, а прямо на это самое окно, через которое он подсматривал; смотрела тяжёлым взглядом в упор, способным, казалось, выдавить стекло своим давлением. Несколько секунд они молча глядели друг на друга, после чего Замалея на ватных ногах отошёл прочь от окна, зашёл в другую комнату и потерянно сел на диван, не отвечая на взволнованные вопросы жены. Перед лицом его вертелись разноцветные круги, он никого вокруг не видел и не слышал, и лишь одна мысль жгла огнём его голову: «Что делать? Куда девать семью, жену и детей? Как уберечь их?» Через четверть часа он опять приблизился к окну, но Лярвы внизу уже не было.
Она исчезла, как испаряется удушливый кошмар при пробуждении. И послевкусие этого кошмара долго, долго ещё тревожит память.
Глава 22
На следующий день Замалея приехал к Колыванову. Тот впустил его с тою же осмотрительностью, которая уже известна читателю и которая в этот раз неприятно поразила посетителя, ибо догадка о её причине шевельнулась в его сознании. В гостиной у племянника в тот момент находилась и баба Дуня, пришедшая обсуждать процедуру удочерения Сучки, заполнение документов и прочее. Все втроём они уселись к столу за чаем. Осведомлённый уже о том, кем является баба Дуня и какую роль она пожелала играть в судьбе девочки, Замалея без обиняков и не стесняясь высказал свои тревоги и опасения, завершив речь следующими словами:
— Короче говоря, я не в шутку говорю вам, что боюсь за свою семью. Кто знает, на что способна эта чокнутая! Хотя нет, что я говорю. Как раз мы-то с вами это прекрасно знаем! И всех больше знаю я, изведавший на собственной шкуре её милую манеру общения. У меня в ноге до сих пор иногда бывают боли. Но главный вопрос, на который я хотел бы получить ответ, — чего она хочет? Чего добивается? Зачем изводит меня и маячит перед моим носом, как привидение? У меня уже нервы не выдерживают!
Он закончил почти в истерике и ухватился за чашку с чаем, отпивая его трясущимися губами и стараясь спрятать за чашкой своё побагровевшее, взволнованное лицо. Колыванов молчал, не желая перебивать Замалею и давая ему возможность успокоиться. Самому прокурору явно было что сказать, но он хотел говорить последним, с тем чтобы слова его вышли более вескими. Тем более от него не укрылось, что и баба Дуня, внимательно слушавшая рассказ Замалеи, вдруг, после того как рассказчик несколькими словами описал внешность Лярвы и её одежду, почему-то встрепенулась и не раз порывалась перебить его.