Личные истины

Нельзя не заметить противоположности между верой и поиском чудесного

. Где и как только слабеет вера, начинаются самое разнузданное суеверие и сладострастное искание чудес. Объяснение можно видеть в том, что вера есть признание некоторого правильного духовного миропорядка, в котором чудесное и закономерное занимают свои положенные места, суеверие же основывает свою надежду на случайностях, поэтому так алчно вымогает у мироздания чудо, нарушение порядка. В этой точке суеверие и наука парадоксально связаны, т. к. оба основываются на вере в хаотическое, управляемое случайностью мироздание. Наука, однако, делает упор на «покорении природы», насиловании естественного порядка ради рукотворных чудес. Суеверие не насилует природу так явно, но вымогает

у нее чудо. В одни и те же эпохи, эпохи ослабления чувства упорядоченности и связности мира, одни ищут небывалой власти над массами, другие – власти над природой, а третьи – власти над загадочной и непостижимой изнанкой мира, требуя от нее всё новых чудес. Жажда силы воодушевляет человечество в те эпохи, когда жажда правды оставляет его.

***

«Люди с обезьянами очень мало отличаются друг от друга», говорят теперь. Я на это скажу, что ни в какую эпоху у Зла не было таких верных и наивных слуг, как ныне. Старинные злодеи и растлители всё-таки понимали, кому они служат. Полуобразованный человек современности полагает, что уничтожая высшую культуру, гася духовную жизнь, он служит «прогрессу», то есть последнему и окончательному благу. Прогресс вообще, надо сказать, состоит в усложнении используемых человеком машин при неуклонном обмелении его душевной жизни. Наши дни увидели новое варварство: убежденность в том, что человека отличает от животных только способность использования орудий, и общество, основанное исключительно на этой проклятой низшей

способности, из которого вычтены всякая жизнь духа и незаинтересованный в технических достижениях умственный труд. И дается этому обществу по его вере…

***

Тому, кто воспитан в понятиях материального всемогущества и нравственного одиночества человека, понятие «Божьей кары» должно казаться чем-то несовременным. Однако в назидание такому человеку надо заметить, что Бог не боится выглядеть несовременным

. В глазах толпы – сегодня и всегда – «современность» есть то же, что совершеннолетие для подростка: время освобождения от прежних истин и ценностей. «Бог, правда, совесть, поэты, пророки – всё это было когда-то прежде, – говорит любая высоко вознесшаяся толпа, – но теперь всё иначе». Вера в пресловутую «современность» есть вера в волшебное «теперь», которое освобождает от страхов, надежд и обязательств; в то, что течение времен разомкнуто, и необходимость уступает место свободе. Однако того, кто обманывает сам себя, наказание настигает на самой вершине самообмана, когда он уже верит, что цепь причин и следствий распалась, что для него уже нет никакой принудительной внешней силы – Бога, совести или судьбы. Наше время наименее готово к трагедии, т. е. не к несчастному случаю, а к действию рока, потому что считает себя изъятым из-под власти какого бы то ни было рока. Человек никогда еще не считал себя таким свободным, а значит, никогда не был так не готов встретиться с судьбой.

***