Линкольн, Ленин, Франко: гражданские войны в зеркале истории

Среди других жертв республиканского террора был вождь Фаланги Хосе Антонио Примо де Ривера. Арестованный ранее мятежа и приговоренный за незаконное хранение оружия к лишению свободы, он осудил мятеж и сделал властям предложение оставить его заложником, отправив кого-либо из его родичей или друзей на мирные переговоры с националистами. Насколько искренней была его примирительная позиция – неизвестно. Республиканцы увидели в инициативе Примо только демагогию. Вскоре суд вынес ему смертный приговор. (Официальным обоснованием приговора была необходимость отмщения за расстрел в националистической Испании взятого мятежниками в заложники сына Ларго Кабальеро.) Подавать прошение о смягчении приговора или о пересмотре дела де Ривера не стал.

Казнь Примо де Риверы в субтропическом Аликанте напоминает в некоторых отношениях расстрел адмирала Колчака в ледяном Иркутске. Но и о разнице не стоит забывать: глава Фаланги предстал перед гласным судом и был признан виновным в присутствии его противников и сторонников, перед лицом страны и всего мира, его погребли на кладбище, тогда как адмирала тайно отправило на смерть импровизированное судилище, которое отказало ему даже в могиле.

Незадолго до казни Примо в пригородах Мадрида было расстреляно около 7000 фалангистов, находившихся в тюрьмах Республики. Далеко не всем из них был вынесен судебный приговор, тем более смертный. Их уничтожили в дни штурма столицы националистами, когда судьба столицы и Народного фронта висела на волоске. Руководил расправой 21‑летний Сантьяго Каррильо – социалист, ставший коммунистом. В дальнейшем ему суждено было стать главой испанской компартии.

С другой стороны, даже при массовом терроре Республика уважала хотя бы некоторые права и свободы граждан (см. также выше). У испанского республиканского террора были ограничители.

Глубокие разногласия левого социалиста и испанского патриота Ларго Кабальеро с советским послом (а фактически – со Сталиным) и с компартией завершился распадом и падением его правительства. Однако во многом послушному Советскому Союзу социалисту-космополиту Негрину только со второй попытки удалось лишить Ларго поста генерального секретаря Всеобщего союза трудящихся. У бывшего премьер-министра отобрали редакторство в газетах «Аделанте» и «Кларидад» (последняя была его детищем), за ним установили слежку, но не лишили депутатской неприкосновенности и права выезда за границу и не мешали ему произносить на митингах речи антикоммунистической направленности.

Не менее драматический конфликт между умеренным социалистом военным министром Республики Прието, с одной стороны, и советскими военными и компартией, с другой – завершился аналогично – «добровольным» отказом видного деятеля Социалистической партии от министерского портфеля. Но вопреки требованиям военных и коммунистов, считавших Прието единственным виновником многих военных поражений, Негрин не предъявил опальному министру обвинений и (в отличие от Ларго Кабальеро) не позволил подвергнуть его шельмованию в печати. Осуждению на митингах в газетах и по радио подвергались безымянные «пораженцы и капитулянты». Вскоре Прието получил синекуру – пост специального посла в странах Латинской Америки, что позволило ему выехать за рубеж. Надолго остановившись в Париже, он беспрепятственно стал публиковать статьи о «происках русских в Испании» и о «причинах поражения Республики».

Сходной была судьба ветерана республиканского движения президента Асаньи. Отстраненный де-факто от власти, он после очередного военного поражения Республики вышел в отставку и беспрепятственно обосновался за границей – в Швейцарии, где у него была вилла. Не последовало санкций и против группы республиканских генералов, которые после отступления из Каталонии во Францию открыто отказались вернуться в Мадрид, ссылаясь на безнадежность ситуации (так поступили как неохотно служившие Республике Кабрера, Посас, Рикельме, Асенсио Торрадо, так и лояльные к ней Льяно Энкомиенда и Рохо).

Положение на занятой националистами части испанской территории складывалось во многом по-другому.

Мятежное «национальное правительство», противопоставившее себя Народному фронту, было полностью противозаконным и антиконституционным. В первое время его положение было донельзя шатким и уязвимым во многих отношениях – много худшим, нежели у большевиков в России. Восставшие военные овладели только экономически отсталой и малонаселенной периферией страны. В их распоряжении не было ни промышленного потенциала, ни золотого запаса, ни (поначалу) военного и транспортного флота.