О том, что в современной России ни у одной партии нет не то чтобы стройной идеологии, но даже какой-то непротиворечивой совокупности идей, не говорит сегодня только ленивый. Я всегда задавался вопросом: так ли это? Может, проблема не в объекте исследования, а в самом исследователе, который пользуется негодным или устаревшим инструментарием? Мне кажется, что дело как раз в последнем. Не исключено, что пишущие о российской политике и ищущие в ней идейной стройности используют ложную систему координат.
Для того чтобы по-новому взглянуть на российский политический ландшафт и сделать первый шаг к тому, чтобы выстроить более-менее стройную картину «российских идеологий», я попытаюсь охарактеризовать не модель политического поведения
, а некоторый основанный на внутрипартийной дискуссии внутренний настрой той партии, которая больше других ставит в тупик аналитиков, — партии «Родина». Мне кажется, что эта партия является идеальным объектом исследования для того, кто занят в современной России опознаванием идеологий. Именно «Родина», которую можно считать самой молодой в статусном клубе федеральных партий, может дать материал в процессе поиска новой системы координат для описания российской партийной политики в целом и ее идеологической составляющей в частности. Хотя бы потому, что ее идеология (протоидеология, если угодно) не поддается описанию при помощи хрестоматийного понятийного инструментария, но при этом имеет достаточный успех без админресурса и ссылок на авторитет президента.И еще один вводный абзац. Когда-то, еще в университетские годы, я занялся изучением замысла русских политических философов о будущей
— постбольшевистской (мы тогда принципиально говорили и писали «большевицкой» вслед за классиками русской контрреволюции) — России, которая в конце 80-х — начале 90-х неожиданно стала для нас реальностью. Тогда же, изучая работы П. Б. Струве, С. Л. Франка, И. А. Ильина, П. И. Новгородцева и других мыслителей вполне определенного толка, я понял, что они, пройдя через чистилище русской революции и Гражданской войны, еще в первой трети ХХ века поняли то, к чему сегодняшние исследователи только начинают подступаться. Они поняли, что сформировавшаяся в XIX веке карта европейской (и, следовательно, российской) политики и, главное, методы ее интерпретации сгорели в огне революций начала ХХ века. Выводами, к которым они пришли в результате анализа европейской и российской (в том числе советской) политики первой трети прошлого века, я собираюсь воспользоваться для описания сегодняшней карты российской политики. Мне кажется, что эта операция может дать вполне эвристический результат.Для начала следует констатировать, что партия «Родина» не поддается описанию и классификации в привычной «право-левой» системе координат. Действительно, в 2003 году — и с этим вынужден будет согласиться всякий, кто занимается российской политикой, — две центральные, блокообразующие фигуры «Родины» представляли собой едва ли не противоположные края политического спектра, если рассматривать этот спектр в рамках пространственной системы координат с ее «правой» и «левой» осями. Дмитрий Рогозин в глазах как аналитиков, так и избирателей был прежде всего государственником, сторонником Великой России (в том смысле, в каком о ней говорил П. А. Столыпин и писал П. Б. Струве), верящим в ее исторический реванш. То есть вполне правым
политиком, если следовать традиционной классификации. Что касается Сергея Глазьева, то он не только пришел «слева», со стороны КПРФ, но и придерживался всегда вполне левых взглядов в экономике. И до сих пор, кстати, придерживается. Казалось бы, совмещение несовместимого? Однако сегодня, несмотря на несколько тактических «разводов», эти два политика вновь — и уже не тактически, а вполне стратегически — выступают одной командой. Более того, после знаменательного декабрьского заседания высшего совета избирательного блока «Родина», от которого многие ждали очередного раскола, именно Глазьев заявил о необходимости консолидации всех народно-патриотических сил на основе политической партии «Родина», которую возглавляет все-таки Рогозин. И это принципиально важно! Несовместимое оказалось совместимым.