Она была довольно крутой и высокой, и я внимательно следила за тем, чтобы держаться с краю, потому что центральная ее часть предназначалась для ками. С краю лестница была щербатой, огрубевшей от времени, поэтому очень важно было смотреть, куда ставишь ногу. Поднявшись на последнюю ступеньку, я увидела статую комаину — косматого существа, похожего на помесь льва и собаки, которое защищает святилище от злых духов. Статуя стояла у самой лестницы на высоких постаментах и грозно скалилась. С другой стороны от лестницы тоже виднелся пьедестал, но он пустел, словно второй страж решил покинуть свой пост.
Я на минуту задумалась о второй статуе — куда она могла деться? Ведь комаину всегда изображались по двое. Но стоило мне войти во вторые ворота тории и увидеть впереди маленькое, но изящное святилище, перед которым был разбит небольшой дворик, как эта мысль позабылась. Хайдэн, или зал для молитвы, расположенный на платформе, к которой вели четыре каменные ступеньки, был ярко-красного цвета — как и ворота тории. Над входом висела священная веревка, указывающая на святость этого места. За хайдэном виднелся хондэн — главное здание, где обитали ками и куда могли войти только священник и местная прислуга.
— Кажется, внутри никого! — изумленно воскликнул Окамэ. В окрестностях хайдэна было пусто; во дворе никого не было, как и рядом с фонтаном для омовения рук. Но зато в таких местах, где слышался только шум ветра в кронах сосен и журчание воды в фонтане, присутствие ками ощущалось на каждом шагу — даже дерзкий, нахальный ронин с большой неохотой нарушил молчание.
— Может, поищем в служебных пристройках? Наверняка ведь священник живет где-то неподалеку?
Дайсукэ задумчиво оглядел двор и хайдэн.
— Прежде чем что-либо предпринимать, нужно выразить почтение ками, — торжественно заявил он. — Мы здесь гости, и мне совсем не хочется их обидеть и тем самым накликать на свой дом несчастье.
— Пожалуй, ты прав, — согласился Окамэ. — Хотя лично я обижаю их одним фактом своего существования. По-моему, это талант.
Готовясь обратиться к ками, мы собрались вокруг фонтана для омовения рук — каменной постройки, по краям которой висели длинные деревянные черпаки. Дайсукэ зачерпнул одним из них воду, вылил немного на левую руку, потом на правую, а после провел пальцем по губам и аккуратно вернул черпак на место. Я повторила за ним, заметив, что Окамэ тоже последовал нашему примеру, хотя лицо его выражало недовольство. Он полил руки невыносимо холодной водой, промыл рот и сплюнул в кусты. Даже Тацуми выполнил положенный ритуал, осторожно омыв ладони и смочив себе губы спокойными, деловитыми движениями.
Очистившись, мы направились к хайдэну, к которому вело несколько ступенек. Это было изящное здание с зеленой крышей, уголки которой загибались вверх, и ярко-красными колоннами. У решетчатого окна стоял деревянный ящик для пожертвований. Я зачарованно наблюдала за тем, как Дайсукэ бросает в ящик серебряную тору, а потом дергает за веревку.
Над головами у нас зазвонил большой колокол, и вокруг внезапно пробудилась жизнь; казалось, дюжина пар глаз разом уставились на нас. Теперь ками святилища знали о нашем появлении. Я очень надеялась, что их не оскорбит то, что на их территорию зашла дерзкая полулисица.
Казалось, не замечая этого притока внимания, Дайсукэ поклонился — сперва один раз, затем второй. Он поднес руки к лицу и дважды, медленно и сосредоточенно, хлопнул в ладоши, а потом закрыл глаза в беззвучной молитве. Когда он закончил, Окамэ повторил ритуал — бросил в ящик для пожертвований медный каэру, позвонил в колокол, дважды хлопнул в ладони, закрыл глаза и произнес про себя молитву.
Терпеливо дожидаясь своей очереди, я обратила внимание на Тацуми, который задержался у нижней ступеньки. Он скрестил руки на груди и внимательно смотрел на ворота тории в противоположном углу двора. Вид у него был напряженный; зубы сжаты, взгляд — суров и сосредоточен; казалось, ему очень здесь неуютно.
— Тацуми-сан, ты как, в порядке? Ты какой-то бледный…
— Да, все хорошо.
— А ты попросишь что-нибудь у ками? Может, помолишься за благополучие нашей миссии?
Он покачал головой.
— Ками не станут слушать таких, как я.