Читаем Литература как социальный институт: Сборник работ полностью

Этим понятием охватываются феномены конкуренции и борьбы за признание публикой, критикой, издателями со стороны различных литературных групп (в том числе в ряде случаев поздней модернизации – в России, Испании, Польше – выступающих с лозунгами и символами «поколения»). Они вносят свои представления о реальности, свое понимание литературы. Их манифесты и практика, взаимодействие с другими, уже утвердившимися группами (органом подобных коммуникаций и становится литературный журнал с обязательными отделами критики, полемики, рецензирования) ведут к изменениям в композиции всего социального поля словесности. Идет передвижение одних группировок с «периферии» литературы (включая географическую «провинцию») в ее «центр» и, напротив, вытеснение прежде признанных, «старших» групп «младшими» на «обочину», смена литературных вождей, а стало быть, и литературных канонов, доминирующих жанров и поэтик, трактовок «литературного факта» (по терминологии Ю. Тынянова).

Романтики выступили пионерами и здесь, дав начало борьбе литературных групп и поколений, групповой динамике в литературе. Они, соответственно, утвердили и самостоятельную авторитетность литературной критики. Она стала осознаваться не просто как нормативная практика или кодифицирующая поэтика, а как инструмент публичной полемики, скандала, бунта, «литературной войны» за власть и авторитет (В. Шкловский), как орудие создания и разрушения литературных репутаций, смены лидеров литературного процесса, глашатай литературной моды и т. д.

В форме экспертных оценок текущей словесности критик не ограничивается тем, что квалифицирует деятельность других литературных группировок, сортирует их продукцию и в этом смысле структурирует процесс литературных коммуникаций. Он претендует не только на внутрилитературный, но и на более широкий, общественный авторитет, поскольку в суждениях о литературе дает оценку окружающей действительности, «самой жизни» в категориях культуры[425]

. Определения реальности критик при этом черпает из доминирующих в актуальной публицистике, общественном мнении идеологий культуры, а словесность интерпретирует с помощью стандартов, выработанных специализированным литературоведением того или иного авторитетного на данный момент направления. Далее на оценки критика ориентируются более продвинутые читательские группы. Складывающиеся под влиянием критики репутации в определенной мере учитывают издатели. Среди последних также формируются различные роли и амплуа – от чисто коммерческого предпринимателя, работающего на рынок, до «аристократического» любителя и фанатичного знатока или идейного единомышленника, поддерживающего ту или иную группировку с ее идеологией и пониманием литературы. Структура авторитетов и адресатов издателя воплощается в его коммуникативных стратегиях (бестселлер, различные серии и библиотечки, реклама, журнальные «приложения», символические вознаграждения читателей и др.), входит в образ издаваемой книги – объем ее тиража, тип бумаги и обложки, формат, шрифт, оформление, цену и т. д., что делает их значимым социальным фактом, доступным эмпирическому изучению историка и социолога[426]
.

Тем самым в интересующий нас период начинает складываться система передачи литературных (и шире – культурных) образцов внутри письменно-образованного сообщества, охватывающего писателей, издателей, читателей, – от слоя к слою, от групп «первого прочтения» к более консервативным кругам, от поколения к поколению, от центра к «окраинам» и «низам» литературного целого. Наряду с этим, и опять-таки романтиками, была осознана значимость долитературного наследия как источника инновации. Отсюда – собирание и систематизация традиций, включая зарождение фольклористики, создание сводов легенд, песен и т. п., далее публикующихся и воспринимаемых уже как аутентичные «памятники народного творчества», стилизация архаики, переработки инокультурного (восточного, испанского, скандинавского, индейского, славянского) материала, «народного искусства», в отдельных случаях – «низовых» и «площадных» жанров словесности (ярмарочных альманахов, сонников и календарей, лубочных книг), начатые Гердером и Гёте и продолженные Тиком, Арнимом и Брентано в Германии, П. Мериме во Франции, Т. Муром и В. Скоттом в Англии. Соответственно, подверглась переосмыслению функция писателя, укрепилась его общественная роль, возросли социальные притязания и культурная значимость[427].

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Собрание сочинений. Том 2. Биография
Собрание сочинений. Том 2. Биография

Второй том собрания сочинений Виктора Шкловского посвящен многообразию и внутреннему единству биографических стратегий, благодаря которым стиль повествователя определял судьбу автора. В томе объединены ранняя автобиографическая трилогия («Сентиментальное путешествие», «Zoo», «Третья фабрика»), очерковые воспоминания об Отечественной войне, написанные и изданные еще до ее окончания, поздние мемуарные книги, возвращающие к началу жизни и литературной карьеры, а также книги и устные воспоминания о В. Маяковском, ставшем для В. Шкловского не только другом, но и особого рода экраном, на который он проецировал представления о времени и о себе. Шкловскому удается вместить в свои мемуары не только современников (О. Брика и В. Хлебникова, Р. Якобсона и С. Эйзенштейна, Ю. Тынянова и Б. Эйхенбаума), но и тех, чьи имена уже давно принадлежат истории (Пушкина и Достоевского, Марко Поло и Афанасия Никитина, Суворова и Фердоуси). Собранные вместе эти произведения позволяют совершенно иначе увидеть фигуру их автора, выявить связь там, где прежде видели разрыв. В комментариях прослеживаются дополнения и изменения, которыми обрастал роман «Zoo» на протяжении 50 лет прижизненных переизданий.

Виктор Борисович Шкловский

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное
Дом толкователя
Дом толкователя

Книга посвящена В. А. Жуковскому (1783–1852) как толкователю современной русской и европейской истории. Обращение к далекому прошлому как к «шифру» современности и прообразу будущего — одна из главных идей немецкого романтизма, усвоенная русским поэтом и примененная к истолкованию современного исторического материала и утверждению собственной миссии. Особый интерес представляют произведения поэта, изображающие современный исторический процесс в метафорической форме, требовавшей от читателя интуиции: «средневековые» и «античные» баллады, идиллии, классический эпос. Автор исследует саму стратегию и механизм превращения Жуковским современного исторического материала в поэтический образ-идею — процесс, непосредственно связанный с проблемой романтического мироощущения поэта. Книга охватывает период продолжительностью более трети столетия — от водружения «вечного мира» в Европе императором Александром до подавления венгерского восстания императором Николаем — иными словами, эпоху торжества и заката Священного союза.

Илья Юрьевич Виницкий

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Образование и наука / Документальное
Толкин
Толкин

Уже много десятилетий в самых разных странах люди всех возрастов не только с наслаждением читают произведения Джона Р. Р. Толкина, но и собираются на лесных полянах, чтобы в свое удовольствие постучать мечами, опять и опять разыгрывая великую победу Добра над Злом. И все это придумал и создал почтенный оксфордский профессор, педант и домосед, благочестивый католик. Он пришел к нам из викторианской Англии, когда никто и не слыхивал ни о каком Средиземье, а ушел в конце XX века, оставив нам в наследство это самое Средиземье густо заселенным эльфами и гномами, гоблинами и троллями, хоббитами и орками, слонами-олифантами и гордыми орлами; маг и волшебник Гэндальф стал нашим другом, как и благородный Арагорн, как и прекрасная королева эльфов Галадриэль, как, наконец, неутомимые и бесстрашные хоббиты Бильбо и Фродо. Писатели Геннадий Прашкевич и Сергей Соловьев, внимательно изучив произведения Толкина и канву его биографии, сумели создать полное жизнеописание удивительного человека, сумевшего преобразить и обогатить наш огромный мир.знак информационной продукции 16+

Геннадий Мартович Прашкевич , Сергей Владимирович Соловьев

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное