Доходы, статус, общественный вес писателей, входящих в моду (Бальзак, позднее Золя во Франции, Диккенс в Англии), быстро повышались. Занятия словесностью становились одним из каналов социальной мобильности, писательство – престижной культурной ролью, слава – общественной силой и даже политическим капиталом. Это обострило, с одной стороны, проблематику противостояния писателя и внешней среды, «общества», а с другой – конкуренцию за издателя и публику в самом писательском сообществе. Значимой культурной темой, сюжетом в романах стала жестокость литературных нравов, непризнанность, жизненный крах литератора, творческое бесплодие, оскудение его дара (программная статья Золя «Цена литературного Рима», 1877). Ширился репертуар уже собственно культурных ролей и масок писателя – пророк и светский любитель, «аристократ духа» и профессионал, газетный обозреватель и публичный лектор, изгой и модный автор, законодатель вкусов и мод, званый гость новых светских салонов высшей буржуазии, стилизующих формы прежней жизни потомственной аристократии. Среди последних – родственный патронаж (например, поддержка В. Гюго его братом), занятия искусствами, покровительство поэтам, художникам, музыкантам (патронирование Ж. Санд издателем Бюлозом, Флобера – семьей издателя Шарпантье и др.).
Вместе с тем закат классицизма (традиционализма) как ведущего принципа организации культурных значений, как доминантной ориентации в культуре вовсе не уничтожил значимость литературных традиций. Напротив, передача классических образцов (пантеона писателей и набора канонических произведений вместе с правилами и примерами их интерпретации, равно как и символикой, тропикой и т. п.) на протяжении XIX в. институционализируется. Они входят в систему общего школьного образования в Европе, составляя, что особенно важно для социологии личности, основу обучения родному языку, первичным формам языкового самосознания и конституции жизненного мира, основополагающим навыкам социальной коммуникации[428]
. С их помощью очерчивается пространство взаимопонимания в журнальной критике («общая память», «история»), включая обязательные – пусть даже полемические – отсылки к предшественникам в рецензиях на новинки (их структуру и временную динамику с помощью наукометрической методики обстоятельно изучил на материале шведской литературы Карл Розенгрен[429]; на российских данных его процедуры апробировали Б. Дубин и А. Рейтблат[430]).Таким образом, сложилась устойчивая и вместе с тем динамичная система литературных коммуникаций. В ее рамках можно говорить об институциональной роли писателя, издателя или критика, о его групповой принадлежности, а соответственно – групповом образе мира и трактовке литературы. Важным социальным механизмом сохранения и воспроизводства подобных институциональных значений, фондом групповых символов выступают библиотеки различного типа – от репрезентативных «национальных» (в генезисе – королевских, аристократических или городских) и общедоступных публичных до «закрытых» библиотек того или иного сообщества, объединения любителей. Характер формирующего библиотеку социального целого – института, социального слоя, сменяющихся групп с их историей, самопониманием и системой адресации к «значимым другим» – воплощается в отборе и системе комплектования книг и журналов, правилах доступа к данной конкретной библиотеке, в структуре ее информационных служб и справочных фондов, в формах обслуживания читателей[431]
. Развитая система библиотек разного типа с «национальной» или «государственной» во главе – феномен той же эпохи модернизации западных обществ. Разнообразие же библиотечных систем связано среди прочего с национально-региональными вариантами модернизационных процессов, характером инициирующих или проводящих их элит, отношениями этих элит с властью, местом и трактовкой «государства», «общества», «нации» в их идеологиях и культурных программах (подробнее см. об этом в следующей главе).У развития литературы как системы в разных странах есть важные особенности. В социальном плане мы бы предложили связывать их с различиями на нескольких уровнях. Это различия:
– в процессах формирования и в композиции элитных групп данного общества с их особым самоопределением, картиной мира (элит «старых» и «новых», политических, экономических и культурных, столичных и региональных и др.);
– в характере и тактике отношений между ними, разными их «фракциями» и группировками;
– в формах взаимодействия этих групп с инстанциями их потенциальной поддержки – центрами власти, распорядителями символических благ и вознаграждений (государственных чинов, академических лавров, премий, пособий и т. д.);