Затем перебежчиков отправляют на идеологическую лекцию; когда так поступают коммунисты, мы называем это «промывкой мозгов». В центральном лагере «Раскрытых объятий» возле Сайгона перебежчиков подвергают этой скучной пытке по восемь часов в день в течение месяца. Моя очаровательная переводчица-китаянка спросила самого умного на вид из молодых крестьян-вьетконговцев, похожи ли наши лекции на то, через что им пришлось пройти на той стороне.
– Он говорит, что все примерно то же самое, может, только здесь дольше длится, ну и содержание другое.
Лагерь «Раскрытых объятий» в Митхо, столице провинции в южной дельте реки Меконг, меньше и приятнее, чем сайгонский. Здесь у перебежчиков есть огороды с овощами, пруд с рыбой и куры, а некоторые из них живут с семьями. Вьетнамские крестьяне могут жить счастливо, только когда вокруг носятся и резвятся дети. Расспрашивать о таких вещах бывших вьетконговцев, выстроившихся почтительным строем в аудитории, бесполезно, но все же я спросила: бывал ли кто-то из них в деревне во время напалмового удара? Один парнишка с заднего ряда несмело поднял руку. Сколько погибших? Шесть: двое партизан и четыре крестьянина. А вообще за время его службы коммунистам, как он считает, наши бомбардировки и удары артиллерии убили больше вьетконговцев или крестьян? Крестьян, ответил он тут же, – крестьян ведь больше. Что и требовалось доказать.
В Митхо роль моей переводчицы и заодно хозяйки великодушно взяла на себя красивая молодая вьетнамка, получившая образование в Вашингтоне и вышедшая замуж за американца. Весь день мы с Май и вьетконговской крестьянкой, мисс Фуонг, дезертировавшей три дня назад, сидели в гостиной Май, пили чай, газировку, апельсиновый напиток и слушали, как мисс Фуонг рассказывает историю своей жизни. Когда над головой оглушающе грохотали вертолеты, мы замолкали и ждали; все здесь к этому привыкают.
Мисс Фуонг крупная, мускулистая, но с хорошим телосложением; из всех встреченных мной во Вьетнаме крестьянок она одна в такой хорошей форме. Она не замужем, возможно, ей лет 35, хотя выглядит она старше: в 35 лет у крестьянок, как правило, уже по семь детей. Ее голос похож на серебряное воркование голубя, а смех – на перезвон колокольчиков. Она красива в профиль, но не в анфас: глаза налиты кровью, настороженные и холодные. Довольно удивительно, что при этом она не выглядит полубезумной.
Мисс Фуонг и ее жених участвовали в сопротивлении во время войны против французов. В 1954 году, когда страна была разделена Женевскими соглашениями, ее жених в рядах Народной армии отправился в Северный Вьетнам, и хотя больше она ничего о нем не слышала, мисс Фуонг хранит ему верность. Она успешная акушерка и даже владела маленькой деревенской лечебницей для женщин, но завистливый конкурент донес на нее южновьетнамскому правительству Зьема – мол, у нее нет права работать. Полагаю, дело было в некой махинации с налогами. Ее посадили в тюрьму на 45 дней. После этого неприятного опыта мисс Фуонг узнала, что Зьем приказал жителям ее деревни переехать в новое укрепленное поселение, чтобы отделить крестьян от вьетконговцев. Она взяла в долг 40 000 пиастров – целое состояние, – чтобы построить еще одну лечебницу, но денег не хватило, и строительство встало.
В этот момент с ней связались северяне и сказали, что в этой деревне у нее не получится заработать на жизнь, а кроме того, ее наверняка снова посадят в тюрьму за долги. По этим простым материальным причинам мисс Фуонг присоединилась к вьетконговцам и стала медсестрой. С 1960 по 1964 годы она ухаживала за больными и ранеными в разных точках своей провинции. Затем она покинула северян по крайне интересной причине: вьетконговцы не позволили ей вступить в партию, потому что, по их словам, она из мелких буржуа. (Мисс Фуонг нам подтвердила, что все вьетконговцы – поголовно коммунисты.) В их системе всю выгоду получали только члены партии; к тому же она устала от тяжелой работы, которая не приносила никакого заработка ни ей, ни ее семье. Кроме того, она строго осуждала сексуальную распущенность партийных чиновников (гражданских администраторов): они, будучи неженатыми, спали с девушками, и это возмущало добродетельную мисс Фуонг. Поэтому она уехала в деревню своих родителей; боевых действий в том регионе не было.
В начале этого года деревню без всякого предупреждения разнесли бомбами и белым фосфором; все сгорело, фруктовые сады были уничтожены, 20 человек – убиты или ранены. В деревне было около 20 вьетконговцев, но поскольку у них не было ни имущества, ни семей, о которых нужно заботиться, они успешно сбежали в безопасное место. После первой бомбардировки прилетели наши самолеты, транслировавшие пропаганду «Раскрытых объятий», кто-то из партизан открыл огонь по самолетам. После этого мисс Фуонг сбилась со счета, сколько было бомбардировок, и артиллерия обстреливала их каждую ночь. Своих раненых они привезли сюда, в больницу в Митхо. А другие люди теперь живут в замаскированных хижинах на рисовых полях – это их единственная надежда на выживание.