Так Корнелий узнал, что его соперник через несколько дней будет гостем в их доме. Принять такого почтенного гостя, как Платон, Иона не мог в своей скромной хибарке. Вообще прием своих гостей он уже издавна возложил на благоволившую к нему Терезу.
— Я очень рад, Степан, что Платон застанет тебя здесь, — сказал Иона. — Надо же кому-нибудь в Карисмерети занять достойной беседой его большой ум.
— У Платона знания есть, — равнодушно заметил Степан, — но знания эти поверхностные, нахватанные второпях отовсюду. А объясняется это тем, что он не получил надлежащего филологического образования.
— Ты, по-моему, не прав, — посмотрел на него удивленно Иона.
— Почему не прав? — так же спокойно продолжал Степан. — Ведь не секрет, что Платон был семинаристом. Потом ему удалось послушать лекции на юридическом факультете. Но, разумеется, это совсем не та школа, которую, скажем, прошел я в России.
Иона обиделся за Платона:
— Как же ты все это говоришь о человеке, который окончил Берлинский университет?! Ладно, вот приедет Платон, поговорите, поспорите с ним, а тогда и видно будет, кто из вас преуспел в науках, у кого знаний больше, а у кого меньше.
— Спорить с Платоном? — с недоумением произнес Степан. — Нет, от этого меня увольте. Как можно спорить с человеком, который серьезно утверждает, что романтизм как литературное направление является выдумкой педагогов!
— Нет, напрасно ты чернишь так Платона. Что ты ни говори, он все же человек исключительного интеллекта, философски образованный, талантливый поэт, эстет, прекрасный оратор. А тебя кто знает? — в упор спросил Степана рассердившийся Иона.
Корнелий, давно уже питавший неприязнь к Платону, а сейчас обидевшийся еще и за то, что его назвали в письме «ревнивым юношей», стал в разгоревшемся споре на сторону брата.
— Конечно, — сказал он, — всех знаний Платона в области грузинской и греческой литературы хватило только на пять лекций, прочитанных им в университете. Его бахвальство, заносчивость, самонадеянность проглядывают в каждой его речи, в каждой его статье и даже вот в этом письме, которое он прислал сегодня. Пишет, что примчится сюда на горячем черкесском скакуне. Хотел бы я видеть, как он «примчится»! Как будто не я учил его тогда, в бригаде, верховой езде и как будто я не помню, каким посмешищем оказался этот ездок. А воображаю, что за стихи он посвятил тебе…
— Куда конь с копытом, туда и рак с клешней. Про тебя это сказано, — оборвал Корнелия Иона. — Еще и не слышал стихотворения, а уже охаял его. Всеми признанный, всеми уважаемый человек едет к нам как друг, едет с открытой душой, можно сказать, честь нам оказывает, пишет, что рад увидеться со Степаном, спрашивает о тебе, — а вы, один и другой, ни с того ни с сего зафыркали на него. Нехорошо как-то получается!
Больше всего Иона опасался, чтобы Степан и Корнелий не настроили против Платона свою мать, которая в таком случае может встретить его почтенного гостя недостаточно радушно. Но Тереза неожиданно стала на сторону Ионы.
— Они просто подтрунивают над тобой, — сказала она, — а ты нервничаешь и злишься. Отлично они знают, что Платон и умный и высокообразованный человек. И не ты ли, — обратилась она вдруг к Степану, — как угорелый мчался каждый раз в Кутаис, чтобы послушать его лекции?
Этот довод Терезы успокоил Иону, и он прекратил спор с несговорчивыми братьями.
ЛУННОЙ НОЧЬЮ
Не гневайся, любимая,
На исповедь певца.
После ужина все отправились на прогулку. Пройдя через виноградник, к которому примыкала дубовая роща, вышли на залитую лунным светом лужайку. За рощей высились в голубом сиянии горы, и казалось, что невидимый художник все свое чудесное мастерство вложил в подбор нежных, бархатистых красок, чтобы написать самый совершенный из всех созданных им пейзажей.
Вардо, Иона и Степан шли впереди. Корнелий и Нино несколько поотстали.
— Какой он странный человек, этот ваш Иона, — сказала Нино.
— Да, он неисправим, но с этим надо мириться, ничего не поделаешь, — заметил Корнелий.
— А ты знаешь, у него, в этой жалкой его лачуге, собрана прекрасная библиотека, — продолжала Нино. — Очень интересный человек.
— Да, но он испортит нам еще немало крови…
Нино вопросительно посмотрела на Корнелия. Он неожиданно переменил разговор:
— Как вам нравится наша деревня?
— Карисмерети — чудесный уголок. Природа у вас очаровательная. Мне здесь очень нравится.
Она стала около дерева и обвела глазами лес и высившиеся совсем близко горы. В простеньком домашнем платье, плотно облегавшем ее худенькую фигурку, в мягких красных тапочках, она показалась сейчас Корнелию неожиданно маленькой. Глаза ее сделались вдруг задумчивыми, печальными.
— Нино, милая, какое счастье, что вы здесь! — восторженно воскликнул Корнелий.
«Не знаю, — подумала Нино, — говорить мне с ним на «вы» или на «ты», — и снова перешла на «вы»:
— Знаете, Корнелий, я потеряла всякую надежду, что вы приедете сюда.
— Нет, Нино, я только тем и жил, что верил в нашу встречу и ждал ее.