Я пока мыл руки. Ничего такого, только кожу слегка содрал об чьи-то зубы или ещё обо что. И мысли в голове, как вода из крана, бежали-бежали, нихрена ничего обдумать не успевал, только одно засело прочно: «Макс не уедет». Никуда он сейчас не уедет.
Алла Евгеньевна предложила в медпункте переночевать, но Макс отказался. Тут в дверь заскреблись – ага, вот и уроды пришли перебинтовываться. Я ранку Максу и сам мог промыть, мне надо было, чтоб он успокоился, чтоб перестал дёргаться и смеяться так страшно, чтоб ночью не вздумал удрать.
Уродов побитых мы проигнорировали, Макс шёл, разминал себе запястья. Его в сон клонило, успокоительное нам тут сильное херачат. Ага, мне раньше часто кололи всякое, а потом я стал руку, ну, или там ягодицу напрягать и иголка гнулась – просто для прикола. Да и действовало на меня слабо.
В комнате он, первым делом, к своему смартхрену бросился – Спириту писать. Ага, хер, мне даже отбирать у него не пришлось. Интернет в нём закончился. У нас ещё телефон есть в кабинете директора и старый аппарат внизу, на вахте, там одно слово из трёх слышно. Я его еле уговорил лечь спать.
– Стас… они сказали, я сам виноват, не нужно пидорасом быть.
– Да всё, спи-спи, завтра разберёмся…
– Не могу так… Ну, что я всем сделал? Что?!
– Да спи уже…
Посидел с ним немного. От этого лекарства вырубает очень конкретно, человек не шевелится, не ворочается. Завтра ему будет трудно проснуться, полдня будет никакой.
А потом я пошёл разбираться.
То, что творилась какая-то гнилая хуйня, я просёк сразу. Насчёт «попугать» – тоже… Я тогда невменяемый был, как-то не сильно соображал, что там эта горилла визжит, а сейчас вспомнилось. А нахуя пугать, да ещё таким образом? Таракан сказал… Что-то я не помню, чтоб когда-то кого-то конкретно просили пресануть. Порядок навести – это одно, это нормально. Ну, отмудохать сильно борзых – это само собой. Но опускать…
За драку предъявлять будут вряд ли, у нас, если не поймали, то всё обходится. А вот хули Азаев нынче самый лучший директору друг? Тогда с ножиком, теперь Макс вот?
Сука, блядь, мне сейчас других дел нет, как с ними всеми разбираться. Но если Макс, и вправду, завтра уедет?.. Если уедет…
Если уедет, то я поубиваю их всех. По очереди. Просто, чтоб себе настроение поднять.
Сначала пошёл к медпункту и доебался там до одного, зелёнкой измазанного. Он ныл, сопли пускал, на Азаева всё валил. Типа, он сказал, что Макс изнасиловал пацана, тот Азаеву пожаловался, и Макса за это надо наказать. Наказать, ага.
– А пацан тот чё?
– А ничё, приходит такой, ну и ну…
– Ну, и чё?
– Ну, а мы чё? Ну, такие, короче, пошли…
Пошли они, блядь!
С Червяком, по сути, было всё понятно. Можно было разъяснить ему и сейчас, но я хотел, чтоб Макс видел, поэтому оставил на завтра. Пусть порадуется.
– Вот такая вот хуйня, – сообщил я Игорю, ложась спать.
– Да уж! Свалит Макс сейчас и облом ему с Англией, – согласился Игорь, – так что, пусть терпит. Забыл, что у нас здесь не курорт?
– Да, а ведь реально… В Англию-то он не поедет…
У меня какая-то мысль в голове крутилась, но додумать не получалось, меня вырубало страшно.
Я понял её утром, проснувшись за пять минут до звонка будильника. И подорвался сразу же, даже не разминаясь, кое-как напялив на себя одежду, и тут же рванул к Максу, даже, кажется, сбив кого-то по пути.
Макс спал, засунув руки под подушку, на меня никакого внимания не обращал. Я собирался разбудить его сразу, но почему-то затормозил. Просто стоял и разглядывал как что-то, что боишься спугнуть или нарушить – вроде как, когда необычная птица из леса залетит или выходишь после дождя, а всё в таких мелких-мелких капельках. Макс во сне тихий был такой, рот слегка приоткрыт, ресницы склеились – плакал, что ли? Вот чёрт!
Идею стянуть с него одеяло и сбросить с кровати я тут же похерил.
– Макс, Макс, вставай!
Просыпаться он не хотел, вчерашнее успокоительное давало о себе знать. Зато завернулся в одеяло наглухо.
– Стас, отъебись, дай умереть спокойно!
– Не дам, – я принялся его разворачивать, – вставай давай, подъём уже!
– Блядь, ну ты Маугли!
– Почему Маугли?
– Потому что кого угодно достанешь! – Макс сел на кровати, накинув одеяло на плечи и разминая лицо руками. Я заметил синяк у него на локте от укола. – Чего ты припёрся?
– Вставай давай!
– Нахуй, Стас, нахуй! Я сейчас ещё посплю а потом позвоню Спириту, пусть он меня заберёт.
– И хуй тебе, а не Англия твоя! Давай звони, обрадуй папашу.
– Чего?
– Того! – и я начал ему рассказывать, до чего додумался. О просьбе директора «напугать», о том, что его отец обещал «спонсорскую помощь» интернату (директору, то есть) за нужный результат…
– И тут, видно, у них зачесалось, потому что ещё чуть-чуть – и ты уедешь себе спокойно, – я говорил, смотря в стену, – и потом поедешь туда… Куда хочешь.
Об этом я тоже думал. Конечно. Это самое простое – Макс уедет сейчас, но ни в какую Англию не поедет, останется в России, в Москве. И я бы мог потом…
Никакого смысла в этом не было. Даже думать не стоило.