Любовь без поцелуев (СИ)

Сердце у меня колотилось, как бешеное, было страшно и радостно. Всё когда-нибудь бывает впервые. Первая победа в драке. Первая сигарета. Первая выпивка. Первое убийство. Первый секс. Первый поцелуй. Самый-самый первый.

Блядь, как это делается?! В кино это выглядит мерзко, в жизни – глупо, так прикинуть – как они носами не сталкиваются и куда слюни девают? А самому…

Макс сидел, смотрел на меня своими зеленющими глазами и ждал, облизывая губы. Я дышал через раз и мне хотелось, чтоб всё замерло, потому что вот это, вот так было лучше всего, и никогда уже не будет такого – ни сейчас, ни потом.

«Не говори, им не понятно.

Только без них,

Только не мимо.

Лучше никак,

Но не обратно.

Только не с ними!

Только не с ними…»

У него на губах до сих пор не зажила ранка, когда ему их разбили, а сейчас она стала ещё ярче – от краски коктейля. Я почему-то смотрел на неё, медленно наклоняясь. Ну?!

Губы были сладковатыми всё-таки, тёплыми и гладкими, с несколькими щербинками. Это так странно, касаться своим языком чужих губ. Это не то, что в кого-то свой член пихать, это что-то, что не будешь делать с кем попало… Это только Макс, только его дыхание на моём лице, только его губы на моих, его руки на моих плечах. Медленно-медленно, как в фильме на биологии, где показывают, как расцветает цветок, я целовал его, целовался в первый раз, а внутри что-то рвалось. Это навсегда. Я знаю – это навсегда.

– Хххах... – Макс отстранился, он тоже не дышал, и я чувствовал, как там, под этим блядским кулоном, под этой дебильной татухой у него сердце колотится так же, как моё. – Чёрт, как же долго я ждал… Мне даже ночью это снилось…

– Правда? – я прижимался к нему и говорил тихо-тихо, как будто кто-то мог услышать. – Правда, ты хотел? А почему сам не…

– А я боялся, – он обнимал меня, его кулончик врезался мне в грудь, пряжка мешала, но мне наплевать, пусть хоть шипами покрывается, я буду держать его, держать, держать, держать, пока он тут, пока ещё тут. – Я тебя боялся, ты такой странный иногда, я тебя не понимаю совсем.

Я хотел ему сказать, что никогда, ни за что не сделаю ему ничего плохого и никому не позволю, что убил бы любого, кто его тронет, что мне больно дышать от того, что я знаю, что он уедет и никогда не вернётся. Я промолчал, прижимая его к себе.

Дискотека была где-то там, далеко от нас, как и все остальные люди, весь остальной мир. Мой мир – подъём, зарядка, тупые рожи вокруг, уроки, безвкусная жрачка, драки, подъёбки, доёбки, драки, тренировки, дешёвое бухло и тоска, страшная тоска, когда просыпаешься посреди ночи, смотришь на светлый квадрат на потолке, слушаешь, как сопит твой сосед, и хочется сбежать, бежать, бежать, не останавливаясь, но знаешь, что бежать тебе некуда и никто тебя нигде не ждёт. И его – такой другой, интересный, с книгами, музыкой, поездками за границу, необычными друзьями, красивой одеждой, клубами, сексом, паркуром; жизнь, к которой он уедет, для которой он создан уж не знаю кем.

– Давай, – было, почему-то, страшно. И легко. – Давай, теперь ты…

Он совсем расстегнул мне рубашку и дурацкий кулончик всё время мешал, я просто сдёрнул его и, кажется, уронил. Макс прижимался ко мне, запуская руки под рубашку, от него отпадно пахло алкоголем и туалетной водой, табаком, жвачкой, им самим – сильным, горячим. Он целовал меня, сначала просто, прижимаясь губами, потом раздвигая их языком, смелее, жёстче. А я плыл, я – грёбаный оловянный солдатик, от меня сейчас, нахрен, ничего не останется, только бесформенный комок, меня впервые кто-то целует, не кто-то, а Макс, единственный и первый… Мне не нужен воздух.

– А вот душить меня не надо, не люблю я этого, – Макс оторвался от меня и я понял, что, обняв его за шею, перестарался. Он потёр шею и я заметил царапину – след от цепочки. Вот я скотина!

– За каким хреном тебе такая пряжка? У меня она на коже отпечаталась, блин!

– Дааа, – он провёл пальцем по моему животу и я поджал его, чувствуя, что ещё немного, ещё несколько таких прикосновений – и я себе обкончаю штаны, как малолетка. – Такая пряжка привлекает внимание к ширинке, приподнимает край футболки или рубашки, – он слегка оттянул её вниз, сверкнули стразы, – чтоб все видели, какая у меня шикарная задница и длинные ноги, а когда сидишь, она не даёт сутулиться, упираясь в живот.

– Тогда Игорю этот ремень подари, – я убрал пальцы с металлических листочков, – а сейчас сними… Чёрт, как эта херомантия расстёгивается?

– Одним движением, вот так… Отличная вещь для быстрого клубного секса.

– Заткнись!

– Не затыкай меня, я тебе не… О, медляк всех времён и народов!

Эту песню я узнал. Да кто её не знает!

– «Титаник», да?

– Ха, ты смотрел «Титаник»! – он стащил с меня рубашку и бросил куда-то в кучу рулонов. – В кино или по телеку? Плакал?

– Ебанутый, что ли, с хуя ли мне плакать? Подумаешь, корабль затонул, ну, так они сами виноваты, придурки. Могли бы и больше запасти лодок и всего такого.

– Ниии фааа вереееевер ю а, – подпел Макс, – а как же любовь?