Любовь без поцелуев (СИ)

– Ну и дурак! Пользуйся случаем, пока можешь… Хотя, ты всю жизнь будешь пользоваться, да? Что ты там собирался? Армия, милиция… Форма, дедовщина, тебя это торкает, да? Ты поэтому вечно в этой рубашке ходишь, да тебя же прёт с униформы, с дисциплины, ты же ёбаный садист, хуже Спирита!

«Попробуй ммм-ммм, попробуй джага-джага,

Попробуй ммм-ммм, мне это надо-надо…»

Блядь, ну откуда такие хуёвые песни-то берутся!

– «Мой мармеладный, я не права…» Ну, как хочешь, чтоб тебя называли? По фамилии? Имени-отчеству? Мой господин?

– Ты ебанулся, ты в жопу пьяный, – у меня во рту пересохло, я одним глотком допил мерзость и смял банку. Мир сошёл с ума, я сошёл с ума, какая, нахуй, «джага-джага»? – Не надо меня никак называть… Не ты…

– А что, давай поиграем тут, пока никто не видит, смотри, сколько всего интересного, – он обвёл широким жестом весь хлам, – много чего можно придумать, спасибо Спириту, я много игр знаю… О, красный бархат, – он накинул кусок занавеса на парту, – наследие сталинского ампира, давай, ты начальник, а я подчинённый, я должен сделать тебе под столом минет, пока ты работаешь… Или нет, что тут ещё, ага, какие-то шнуры, можешь меня связать – хочешь? И отлупить ремнём, можешь взять мой, я Спириту никогда не разрешал, но тебе…

– Идиот, – мне хотелось просто безумно, внутри всё горело, ещё чуть-чуть – и я просто сойду с ума, не выдержу этого, его пьяного бреда, его злых и несчастных глаз, этой улыбки, так не похожей на его настоящую, – ты, идиот, что ты несёшь… Сядь сюда, да, блядь, что у тебя за джинсы такие тупорылые!!!

Я посадил его на парту, на этот самый бархат, стянул джинсы вместе с трусами – ярко-голубыми, в облипку, нет, вы посмотрите, он, блядь, ещё жалуется, что люди его педиком называют! У него уже стоял, хорошо так стоял. Я опустился на колени и прижался лицом к его паху, вдыхая – наконец-то! Как же давно мне этого хотелось, кто бы знал, сам бы я знал! Пахло им, сильно-сильно, мылом немного и, почему-то, мёдом в сотах, диким мёдом, который я пробовал однажды, горьковато-кислым, какой охуительный запах… Макс замер, одна рука на моём затылке, другая упала на красную поверхность парты… Я потёрся щекой, губами о кожу его члена, такая тоненькая, нежная, венка выпирает… И волос почти нет – совсем немного, тёмных, недлинных…

– Ты… Ты что делаешь? Ты с ума сошёл?!

– Да не дрыгайся ты! – я провёл языком на пробу. Ммм! Как странно! Тёплый, гладкий, твёрдый, но не жесткий… А головка совсем голая такая, и из маленькой дырочки уже смазка течёт… Ну!

А хуй сосать не так-то просто, да ещё такого размера! Как Макс с этим справляется? Я думал об этом и параллельно о том, что это охуенно, и почему все девки так против? Но сложно, ёпт, у меня, по ходу, нужных мышц на лице не накачано и далеко не протолкнёшь, ничего, можно и так, слюны побольше, ладонью обхватить и надрачивать, а в рот засунуть самый кончик… Никогда не сосал «чупики», а видать надо было… Ммм, охуительно, а на вкус это тоже, как мёд? Или как? Макс вздрагивал и стонал, а мне хотелось засунуть его себе ещё глубже, сильней, хотелось его всего… Я даже не расстёгивал штаны, одной рукой неудобно было, но так, через ткань, ещё уматней, потому что слабей, доооольше…

– Стас, Стас, я сейчас, сейчас… Ааа… – я вдохнул и втянул его глубже, как мог, чувствуя, что он дёргается, надо же, как классно… А на вкус – горько и едко, как трава, и немного соленовато, как кровь, а ещё пряно, как тмин или семена укропа…

– Всё, всё, хватит, т-ты что творишь, хватит, всё… – Макс сидел с закрытыми глазами, бархат сбился и упал, когда он встал, пытаясь дрожащими руками натянуть джинсы. Я поднял его, помог застегнуть, его трясло, он не смотрел на меня… Расстегнул ширинку и тоже, наконец-то, спустил, это было почти больно, как всегда, когда оттягиваешь это дело, и вытерся краем бархата – странное ощущение. Как всё странно…

– От чёрт, – Макс, не открывая глаз, рухнул на парту, откинулся на грязную облезлую стену прямо голой спиной, – Стас, ты понимаешь… Твою ж мать, ты... мне. Только что. Отсосал. И проглотил. Это как вообще называется?

Я молчал, мне хотелось удержать его вкус во рту. Вот так странно…

– Рассказать кому – никто не поверит… Не боись, пускай со мной умрёт моя святая тайна…

– Мой вересковый мёд, – я прижался к нему, утыкаясь в шею.

– А?! – он наконец-то открыл глаза и вытаращился на меня. – Аэээ…?

– Ну, вот не надо так смотреть, – мне вдруг стало смешно, – я же говорил, что я не идиот? А ты думал, что я, кроме матерных частушек, ничего не знаю?

Он кивнул.

А я… Я стоял, обнимал парня, перед которым только что стоял на коленях, запихивая в рот его член, глотал его малафейку, и рассказывал ему, как в пятом классе мой друг Вадя уболтал меня участвовать в школьном спектакле…

– В роли дерева?