– Пошли побазарим, – он махнул рукой куда-то в сторону. Я отложила книгу – сунула её на полку поверх других. И пошла. Почему? У меня сил не было. В каком-то полусне думая о том, что, когда всё закончится, я повешусь. Вот только где? Мозг искал места, на которых можно было бы закрепить взятую в прачечной верёвку. Что случится прямо сейчас – всё равно.
– Чё такая грустная? Курить хочешь?
– Я не курю.
– Начнёшь, – уверенно заявил он. – Тут все курят. Если чо, так у меня и пожрать есть. Нет? Ну…
Мы зашли в игровую комнату. Раньше я её толком не видела, никогда не было возможности задержаться здесь подольше. Всегда был кто-то, кому я не нравилась, и этот кто-то не стеснялся это показывать.
Я не знаю, почему. И никогда не узнаю, я просто этого не понимаю.
Но сейчас мне плевать.
Ничего интересного в игровой комнате не было. Пара ящиков с игрушками – какие-то фигурки солдатиков, штампованные из болотно-зелёного и тускло-оранжевого цвета, вперемешку с безрукими черепашками-ниндзя, разнородными «лего» и бесколёсными машинками. Плюшевые игрушки – порванные, засаленные, безглазые, с синтетическим мехом невероятного цвета. Помойка. Кладбище.
Там уже сидели несколько мальчиков. Какой-то кореец – кажется, его фамилия была И или Ли; темноволосый, который карандашом крутил кассету; и ещё какой-то, совсем под ноль бритый, с половиной головы, залитой зелёнкой, играющий в «тетрис».
– Андрей, – Псих кивнул на корейца, – Рэй, – крутильщик кассеты поднял на меня ярко-голубые глаза и вернулся к своему занятию, – Лёха, – бритый поставил «тетрис» на паузу. – Это Катя.
– Что вам надо? – я спросила совершенно безнадёжно. Смотреть на них не хотелось, взгляд упирался в крупного, зелёно-малинового зайца с выпуклыми жёлтыми глазами и оторванным хвостом.
– Ой, Кать, ты нам нужна, как женщина, – хихикнул кореец. Я его потом долго ненавидела за эту тупую шутку, а тогда просто с ясностью поняла, где именно – на перилах, на третьем этаже – закреплю верёвку. И прыгну.
– Зырь сюда, – Стас достал пару каких-то баночек – таких маленьких, из которых лекарство набирают через крышку. В баночках, как мне сначала показалось, был мусор.
– Ой фу! – от отвращения я сразу позабыла о верёвке. – Фу, что это?!
– Это вши! – Стас улыбался от уха до уха, словно это был, как минимум, золотой песок. – Живые!
– Ай! – я отскочила от него. – Ты чего, совсем псих?
Все заржали, как будто я пошутила удачно.
– Да ваще! – Стас мотнул головой. – Короче, типа так – ночью, значит, встаёшь – у тебя будильник есть? У типа, я тебе сейчас дам такой, который жужжит, положишь под подушку. Короче, встаёшь, берёшь эти баночки, вытрясаешь их на бошки другим девкам. Вот и всё. Тока осторожно, чтобы не разбежались, это последние.
– О Господи, зачем?
– Ну, так это… У нас медосмотр через три дня. Вшей найдут – начнётся веселуха! Мыть тут всё будут, бегать туда-сюда, всех мыться заставят.
– Санобработка, – вставил кореец.
– Короче, уроков никаких дня на два. Может вообще в баню повезут, весело! Только надо это сегодня сделать, а то подохнут, – Стас тряхнул баночкой.
Подавив отвращение, я взяла её. Мерзкие коричневые точки ползали туда-сюда, даже на вид казались жирными и противными. Гадость какая… Я про вшей читала в книгах о временах войны и революции. Поверить не могу, что это вот… Ох, гадость!
И тут снова пришло оно. Ощущение триумфа. Я просто увидела, как у этих заносчивых сучек, которые недавно отобрали мои маникюрные ножницы и пользовались ими с таким видом, словно это их право, а потом выкинули – просто, чтобы мне досадить, находят вшей. Вшивые. Вшивые уродские твари.
– А они меня не покусают?
– Не. Ты, главное, это, расчёсок там, заколок, ничего у них не бери.
Заколки. У меня были очень красивые заколки – с большими искусственными камнями, пластмассовыми жемчужинками, резинки с бантиками и сердечками. Всё это было разломано, украдено, растоптано в первые же пару дней. У меня осталась последняя растянутая грязно-зелёная резинка и её, снимая ночью или в душе, приходилось надевать на руку. Иначе – украдут. Нет, не так. Спиздят.
– Это всё? – я с недоверием посмотрела на странную компашку. Рэй закончил перематывать кассету, убрал её в коробку. Теперь он просто сидел и смотрел куда-то вдаль.
– Ну, а что? Вот ещё, кстати… Если хочешь приколоться… Андрей, эта фигня с тобой?
– Ага, – кореец протянул маленький коричневый пузырёк.
– Аммиак. Кому-нибудь капнуть на одежду и постель – и вонь, как будто обоссался.
– Давай.
Я знала, что буду делать. Призрак верёвочной петли отдалялся.
– А она справится? – подал голос отлипнувший от «тетриса» «зелёночник». – А то пиздят, что её…
– Жопе слова не давали, завали ебальник, лысина! – вскинулся Стас. Я посмотрела на него с недоумением. Чего это он? Я уже привыкла. – Кто на эту тему вякнет – лично от меня пиздюлей получит, а Конь ещё потом добавит, так всем и передайте!
Конём, как я потом узнала, звали старшеклассника, с которым Стас, как он сам мило пояснил, «дела мутил».