Любовь и бессмертие

– Да, маленькая, оберегают.

– Обелегают. Андлей, ты кончил? Благодалю.

Сашка сделала общий поклон головкой, развернулась на своём стуле, легла на него животиком и, ухватившись за сиденье руками, сползла до перекладины между высоких ножек и прочно встала ножками на перекладину. Сидевший подле неё Макс чуть напрягся, готовясь в любой момент подхватить сестрёнку, если она оступится, но проявляя уважение, не шелохнулся. Саша перехватила сиденье стула ближе к себе и спустилась на пол. С высоких детских стульев дети стали самостоятельно спускаться недели три назад, но чтобы сесть за стол им пока требовалась помощь.

Саша попросила:

– Настя, дай мне мои талелки, я на кухню отнесу, Машу и Олю поблагодалю.

Сама Саша тарелки взять не могла, стол был пока выше её роста.

В той же последовательности и те же действия, но молча совершил Андрей. Свою просьбу к Насте он выразил тоже молча – протянутыми к ней руками. С тарелками в руках детки направились на кухню.

– Мама, с какой ёлочки начнём? – проводив их взглядом, спросил Максим.

– Начнём с улицы, Макс, потом нарядим ёлку в гостиной. Из тепла поедем на горку кататься.

С мамой Ильдара встретился и поговорил Серёжа. И как-то уговорил. Сразу после новогодних праздников мама и два её сына улетели в Париж. Три дня они провели в Лувре, два дня в Диснейленде и ещё у них был день знакомства с Парижем, включающий посещение торгового зала Дома ISL.

Оплату обновок тоже оплатил Серёжа.

Начали с электрической гирлянды. Повесили снизу, а дальше Серёжа и Максим забрались на стремянки, поставленные по разные стороны ёлки. Малые и Катя растягивали небольшую часть гирлянды, подавали Максу, он закреплял гирлянду на ветке, потом, двигаясь вокруг ёлки, гирлянду растягивали ещё и подавали Серёже, потом опять Максу, указывая «выше-ниже» то одному, то другому. Собаки разлеглись прямо на снегу, охватив место трудов хозяев почти идеальной подковой. Малые спорили:

– Неет, папа, ты сильно поднял!

– Саша, папа прравильно деррржит, рровно!

Споры разрешала Катя:

– Папа, чуток пониже, вот так, хорошо! закрепляй!

Серёжа шутил, дурачился, балансируя на стремянке, изображал то птиц, то животных, дети смеялись. Я и Стефан, сидя на скамейке, наблюдали.

– Стефан, как Анюта себя чувствует? – спросила я.

– Плохо, Хабиба. Токсикоз не прекращается.

– А малыш?

– Малыш ничего. Худенький только. Вчера УЗИ делали.

– Бедная девочка. Измучилась. Как легко первую беременность носила, и такие сложности на этот раз. Рожать через месяц?

– Да, в конце января. Думаю, внутривенно начать подкармливать.

«Почему Анюта отрицает беременность? – в который раз задалась я вопросом. – Эдварда любит, ребёнок желанный…»

Закрепив гирлянду на ветке, Серёжа взмахнул несколько раз руками, ухая, как филин. Я пристально смотрела на него, уже предчувствуя, но ещё не понимая… Он оступился и… сорвался, в последний момент толкнув стремянку на ёлку, в противоположную сторону от детей. Под крик Кати, я бросилась к нему и упала на коленки.

– Серёжа. Серёженька… – Я боялась к нему притронуться – он упал на спину.

Ослеплённый солнцем, он приоткрыл один глаз.

– Маленькая, поцелуй меня. Я скоро от тоски умру.

– Ты… ты не ушибся?

– Если пятку не сломал, то ушибся.

– Пятку? Господи! Стефан! Макс!

Я оглянулась – Катя, детки, Максим стояли за моей спиной, а Стефан уже присел около Серёжи и снимал сапог с его ноги. Серёжа потянул меня к себе.

– Тише, Девочка, не кричи так! Деток испугаешь! Поцелуй меня, и я встану.

– Серёжка, ты… – я стукнула кулаком его в грудь, – нельзя так шутить! Совестно!

Серёжа стиснул челюсти. Стефан тихо позвал:

– Макс…

Максим наклонился, закрывая собой солнце.

– …зайди с другой стороны и встань на колено. Ногу надо выше положить.

Я смотрела, как Стефан поставил пустой сапог Серёжи на снег. Серёжа позвал:

– Лида, посмотри на меня. Дай губки.

Я послушно наклонилась и прикоснулась губами к его губам. Он вновь сжал челюсти.

В отдалении запричитала Маша. Звук нарастал, видимо, увидев падение Серёжи из окна кухни, Маша бежала к нам. Я оглянулась.

– Катя, угомони её! И остальных…

Остальных, это собак, сбившихся в кучу и скулящих. Я вновь приникла к губам Серёжи, стараясь поцелуем унять его боль. «Люблю тебя! Люблю. Родной мой, хороший, люблю!»

Сверху раздался голос Стефана:

– Перелома, думаю, нет, но рентген сделать надо. Ушиб сильный. Надо в дом, разотру камфорой, повязку противоотёчную наложу.

Серёжа шепнул:

– Маленькая, не покидай меня, ты лучше анальгетика.

Серёжа сел; опираясь одной рукой на Макса, другой на Стефана, поднялся и запрыгал на одной ноге к дому.

Я посмотрела на притихших испуганных детей и Машу.

– С папой всё будет в порядке. Стефан окажет первую помощь, и папа сможет ходить. Недельку будет немного прихрамывать и всё.

– Откуда ты знаешь? – со слезами на глазах задиристо спросила Катя. – А вдруг там перелом? Стефан не уверен.

Я покачала головой.

– Перелома нет.

– Откуда ты знаешь? – с ещё большим напором закричала она.

– Вижу. Катя, детки, идём в дом! Папу мы одного не бросим, будем наряжать ёлку в гостиной.

Саша ухватилась меня за руку, останавливая и заглядывая в лицо.