Любовь и бессмертие

– Здравствуй! – Ваня отстранился, посмотрел на меня серыми глазами Руслана, и сообщил: – Я соскучился.

– Солнышко моё, и я соскучилась! Мы всё поправим, Ваня, теперь мы каждый день будем вместе.

– Да? – не высказав ни радости, ни удивления, Ваня похвастался: – А мы с дедой книжку читаем, – он вывернулся из моих объятий и побежал обратно к Андрэ, – смотри какая, видишь? Толстая!

– Вижу, милый. – Я подошла к графу, поцеловала и спросила: – Как ты, Андрей?

– Ещё живой. Ну-ну, не хмурься, глупости говорю, прости. Про «каждый день вместе» ты серьёзно?

– Да. Решила уйти из офиса.

– Приятное известие! – Он засмеялся. – Порадовала! Сергей настоял?

Я покачала головой.

– Нет. Сама решила. А Макс где?

Ваня взял меня за руку.

– Лида, пойдём я тебе покажу.

– Куда пойдём, Ваня?

– Где Максим покажу.

Ваня привёл меня к мастерской Стефана. Я постучала и приоткрыла дверь, пропуская вперёд ребёнка. Катя была уже здесь.

– …не хочет разговаривать! – услышала я. – Опять, наверное, нашла к чему придраться, что ты не знаешь, как… – Катя умолкла, увидев меня, входившую вслед за Ваней. Она смешалась. – Мама…

– Мама! – Максим поднялся из-за рабочего стола и начал торопливо вытирать, испачканные чем-то чёрным, руки.

Стефан тоже был в мастерской. Голова его, по-прежнему лохматая, стала совсем седой, много седины было и в щетине, только брови густой чернотой нависали над внимательно изучающими меня глазами.

– Лида, вот Максим! – звонко объявил Ваня.

– Благодарю, милый. – Я наклонилась и поцеловала малыша.

– Я к дедушке побегу.

Я посмотрела, как мальчик проворно выскользнул за дверь, и повернулась к Кате.

– Мама, я… – виновато начала она.

«Как же дурно я воспитала дочь, – устало подумала я, – теперь и не поправить, слишком поздно».

– …я…

– Никогда не говори за спиной человека того, что не готова сказать ему в лицо, Катюша. И чтобы удовлетворить все твои вопросы сразу, я отвечу: я действительно нашла к чему придраться, полагаю, вчера мы с твоим папой поставили точку в отношениях.

Катя охнула, прикрыла пальцами рот, и глаза её стали быстро-быстро наполняться слезами.

Макс, бросив тряпку, шагнул ко мне, намереваясь обнять, но я уклонилась.

– Подожди, Макс. И ещё, девочка, я буду признательна, если ты позволишь мне прожить мою жизнь самой. – Я повернулась к сыну и упрекнула: – Не знаешь, почему в трудные моменты жизни я чувствую себя одинокой?

Он сделал новую попытку обнять меня. Точно так же, как ранее с Катей, я выставила открытую ладошку и перед ним.

– Я тебя искала, чтобы передать слова отца. Он у себя. Он хочет выспаться. Он выключил телефон и просит не беспокоиться. Обо мне тоже прошу не беспокоиться, до обеда я буду у себя. – Я посмотрела на Стефана. – Извини, Стефан, я не поздоровалась. Здравствуй. – Повернулась и вышла из мастерской.

К счастью, Люси в спальне не было. Я закрыла дверь на ключ и прошла прямиком в ванную.

Горячая вода вызвала озноб.

«Как же мне жить, Серёжа? Мой мир рухнул в очередной раз. В первый раз мой мир рухнул, когда мой первый мужчина бросил меня. Потом мир разлетелся на мелкие осколки, когда из жизни ушла моя девочка, моя Настя. Тогда я решила, что жить стоит только ради любви. И встретила тебя. В третий раз мой мир рухнул, когда я узнала о твоей измене. А теперь ты сообщил мне, что не любил, и любви нет. Как же мне жить, Серёжа? Раньше я умела жить без любви, теперь надо учиться заново. Теперь между нами только секс. Ты ведь именно это старался внушить мне ночью? Как ты не понимаешь, что секс прекрасен только тогда, когда он часть любви?

Когда-то ты рассказал мне о двух из множества женщин твоей жизни. Тогда ты сказал, что секс со мной не идёт ни в какое сравнение с тем, что ты знал раньше. Ты верил, что измена невозможна. А вчера ты рассказал мне о двух изменах из множества, и вновь уверяешь в грядущей верности, говоря всё о том же сексе, используя слово «женственность» вместо слов «податливость и аромат твоего тела». Даже если ты убил любовь, и между нами остался только секс, я ведь всё равно не сумею избежать проклятия ревности и уберечь себя от боли твоих измен. Как же ты не понимаешь?..»

Медленно согреваясь, я, наконец-то, расслабилась и, кажется, задремала.

Вода начала остывать, я взглянула на часы, ахнула и заторопилась. Скользнув взглядом по отражению в зеркале, остановилась. «Серёжа сказал, я стала красивее». Я повертелась, рассматривая себя и так, и эдак и, не обнаружив изменений, побежала одеваться. «Попросту забыл меня в бесконечной череде женщин. Это я помню всё, не затерев память образами других мужчин».

Спускаясь по лестнице, я удивилась безлюдности в гостиной, время было обеденное, стол был сервирован, но не накрыт. Я пошла на кухню и столкнулась с выбегающей оттуда Ольгой.

– Ой! Простите, Лидия Ивановна… – извинилась она и устремилась к задней двери дома.

Маша сидела за столом, опустив голову и горестно подперев щёку. Я дошла почти до острова, а Маша так и не отреагировала на моё присутствие. Я тихонько окликнула:

– Маша…

Она вздрогнула и вскочила, с испуганным выражением лица.

– Что с тобой? – спросила я.