Любовь к трем цукербринам

попадает на освещаемый предмет, так же и мое

сознание, то есть я сам, возникает только вме-

сте с осознаваемыми объектами — и исчезает

вместе с последним из них (что знает любой чело-

век, которому снился сон без сновидений). Не та-

ков ли и высший принцип Творения ?

Мы есть видения Создателя, делающие реаль-

ным Видящего. Как сказано в Изумрудной Скри-

жали Гермеса Трисмегиста (он же — египетский

бог Тот) — «Есть все, которое спит, и видит

сон — и этот сон все...»

Рудольф Сергеевич задумался. Продолже-

ние не рождалось в душе.

Ход мысли, недавно такой четкий и прямой,

был безнадежно нарушен припадком. В потря-

сенном сознании до сих пор расходились волны

испуга. Столько перечудилось за несколько

удушливых секунд...

Страшнее всего были даже не эти смутно уви-

денные Птицы, а странная уверенность, что са-

мая суть существования только что проявилась,

как она есть, и прежде ему просто мерещилось,

будто у жизни имеется какое-то иное содержание,

украшенное завитками ложных ретроспектив...

И ведь логически такое не опровергнешь...

Можно будет вставить попозже куда-нибудь в

Пролегомены. Но пока надо прийти в себя.

Рудольф Сергеевич взял в руку лежавший на

зеленом сукне телефон и запустил «Angry Birds» —

игру, которая всегда помогала успокоиться и

собраться с мыслями.

На этом уровне надо было разрушить боль-

шую деревянную пирамиду, стоящую на фунда-

менте из белых — не то облачных, не то ватных —

кирпичей. Египетский цикл, самый конец.

Зеленая усатая свинья в высокой золотой тиаре,

сжимая в руках регалии фараона, сидела в тай-

ном центре пирамиды — видимо, в погребаль-

ной камере — и скорбными глазами смотрела

Рудольфу Сергеевичу в душу.

Рудольф Сергеевич прицелился и стрельнул

первой птицей, похожей на большой и тяжелый

коричневый шар. Птица надломила несколько

верхних досок, скатилась вниз и с достойным

кряком умерла в пыли... Рудольф Сергеевич стал

ждать, когда она исчезнет — из какого-то осто-

рожного целомудрия он никогда не запускал

следующую птицу, не дождавшись распада пре-

дыдущей.

«И ведь какая жестокая игра, — думал он, за-

кладывая в рогатку маленькую синюю птич-

ку,— ведь суть ее в том, что мы убиваем птичек

и смотрим, как они умирают. А созерцание на-

рисованного убийства ничем по сути не отлича-

ется от лицезрения настоящего. Как говорят на

Востоке, портим карму. И ведь ни за что ни про

что!»

Синюю птичку было особенно жалко. На-

верно, из-за габаритов: совсем крохотулечка.

«Игра эта,— думал Рудольф Сергеевич, ме-

няя угол наводки,— несомненно, апеллирует к

самым низким и жестоким инстинктам из жи-

вущих в человеческом подсознании. И вместе с

тем она фундаментально лицемерна, как весь

западный дискурс. Она позволяет убивать жи-

вых существ, сохраняя при этом цивилизован-

ное лицо. Ужасно, однако, что даже в наших

деток, которых мы считаем такими вот белоку-

рыми ангелочками, инстинкт убийства уже

вшит, присутствует прямо с рождения... А как

мяско-то жрут... Ангелочки, да... Надо будет

вставить в Пролегомены».

Он запустил птичку в небо и шлепнул по

экрану пальцем. Синяя птичка разделилась на-

трое. Три синих живых шарика отважно и без-

надежно врезались в косую стену, повредили

несколько планок и скатились вниз — умирать.

Зеленый свинтус-фараон глядел на Рудольфа

Сергеевича исподлобья с мрачным фатализмом.

Его рот под рыжей щеткой усов чуть заметно ше-

велился, словно начитывая непонятную кабба-

лу. У Рудольфа Сергеевича мелькнула конспиро-

логическая догадка, что этот зеленый свиной

фараон сам устроил птичье покушение на себя,

чтобы тут же назидательно покарать виновных...

«Наверно,— подумал Рудольф Сергеевич,—

мне потому Птицы примерещились, что посто-

янно играю в эту дурь. Слишком уж часто... Как

ребенок, право. Даже неловко...»

Мысль, нарушенная припадком, вернулась

наконец в творческую колею: стало ясно, как

философема должна развиваться дальше.

Рудольф Сергеевич положил телефон на стол

и застучал по клавишам:

«Итак, есть всё, которое спит и видит сон —

и этот сон всё... Основной вопрос философии и те-

огонии тогда прозвучит так — Lucid Dream or

Nightmare? Осознает ли ВСЁ, что ему снится сон?

Или это просто кошмар, над которым ОНО власт-

но не более, чем мы над своими дурными снами ?

Наблюдая за окружающим, логично предполо-

жить, что наш Творец видит кошмар, но не мо-