Любовь к трем цукербринам

из мозга, весело прошагал по каким-то горло-

вым трубкам, попетлял немного среди красно-

синих содрогающихся внутренностей и бодро

слез в темную капсулу яйца. Такой был хоро-

ший и послушный маленький веселый челове-

чек, жить бы ему и жить...

Даша сразу стала другой — округлой и тяже-

лой. Она поняла, что больше не видит человече-

скими глазами. Теперь она воспринимала мир

новым способом. Она ощущала приближающу-

юся дыру в земле и скрытое в ней присутствие.

Еще маневр, и дыра в земле оказалась прямо

впереди. Даша испугалась, что пропустит нуж-

ный момент — и тут до нее долетело приглу-

шенное «Пуа!».

Она ощутила невесомость и поняла, что ле-

тит.

Она не представляла направления своего

полета. У нее не осталось никаких ориентиров

вообще — она больше не чувствовала своей ско-

рости и не знала, на какой она высоте.

Но Птицы пришли ей на помощь еще раз.

Они повернули несколько иероглифических

колец на Кресте Безголовых, и Даше вдруг при-

виделась большая зеленая свинья с мешком

украденных яиц. Когда эта карикатура исчезла,

она ощутила впереди и внизу оплавленную

шахту — и почувствовала свою собственную

траекторию, безошибочно ведущую к черному

провалу в земле.

В этот раз ошибки быть не могло.

«Все дело в яйцах,— подумала она.— Птицы

могут найти Вепря, потому что с ними поступи-

ли плохо и они имеют право на симметричную

месть. Древний Вепрь не может ничего с этим

поделать — так он создал мир... Но непонятно

другое... Почему Птицы могут безнаказанно му-

чить нас, людей? Если они используют нас для

того, чтобы швыряться нами в стены небесной

крепости, у нас ведь тоже есть право на месть?

Значит, должен быть какой-то космический

компенсационный механизм, который позволит

и нам убивать их, причиняя такую же боль... Он

должен быть! Мы еще отомстим! И за Гумилева,

и за всех-всех! Мы увидим их страдание, услы-

шим их предсмертные стоны, и они ничего, ни-

чего не смогут сделать. Они будут бессильны,

как бессилен сейчас Древний Вепрь...»

А в следующий миг яйцо, которым стала

Даша, влетело в дыру в земле и понеслось по

тоннелю. Оно падало все глубже и глубже, к са-

мому центру мироздания, ускоряясь с каждой

секундой. Древний Вепрь теперь был везде —

он бесплотно окружал несущийся в пустоте

поток металла, которым сделалась Даша. А по-

том она ошутила, как кольца со светящимися

знаками, ставшие ее собственными боками,

пришли в движение, и знаки на них сложились

в последний, окончательный и ослепительный

шифр.

Но за миг до того, как все исчезло во вспыш-

ке невозможной силы, Даша успела понять, что

Древний Вепрь и в этот раз оказался хитрее и

сильнее Птиц. Уничтожение скрытой Вселен-

ной, с которой они только что расправились,

ничего для него не значило.

Это не он создал бесконечный черный тон-

нель, чтобы скрыться там от Птиц. Птицы сами

нарисовали эти условности в своих боевых при-

целах, чтобы хоть как-то увидеть Вепря. Даже

после того, как все декорации превратились в

поток элементарных частиц, Вепрь по-прежнему

был жив.

И Даша уже знала, где он пребывает.

Он ушел в самое недостижимое из измере-

ний — в платоновский космос, пространство

чистых идей. Вернее, он не отступал в этот кос-

мос, он просто остался в нем той своей частью,

которая никогда оттуда не уходила. А все про-

чие его аспекты, нарисованные безжалостной

волей Птиц, были миражом. В него можно ки-

даться какими угодно бомбами...

Но Птицы не собирались отступать.

Их мудрые и страшные инженеры смерти,

полусожженные небесным огнем, предвидели

такой поворот событий. Созданное ими оружие

было универсальным — оно могло настичь

Творца даже в пространстве Платона. Просто

его человеческому острию следовало стать дру-

гим, совсем другим...

РУДОЛЬФ

Красная пелена перед глазами постепенно

рассеивалась. Рудольф Сергеевич вновь начал

видеть свою комнату: книжные шкафы со стро-

гими рядами черно-золотых философских то-

мов, письменный стол с бюстами Шопенгауэра

и Канта и массивный старомодный компьютер с

недописанной страницей на мерцающем экране.

Припадок прошел.

Рудольф Сергеевич помнил только страш-

ной силы рывок, чуть не сбросивший его со сту-

ла. И еще у него были какие-то жутковатые гал-

люцинации. Египетские боги? Нет... Похожие

на них Птицы. Много Птиц. И они что-то от

него хотели. Совершенно точно.

«Надо бы к врачу,— подумал Рудольф Сер-

геевич озабоченно.— Вот так повалюсь однаж-

ды на пол, и все...»

Он опустил взгляд на стол. Легче всего было

успокоиться, продолжив работу над Пролего-

менами к Критике Пространства и Времени.

Этот труд должен был золотыми буквами впи-

сать его имя в историю мировой философии,

поэтому Рудольф Сергеевич шлифовал в нем

каждое слово.

Подняв глаза на экран, он перечитал напи-

санное перед припадком.

«Тайна нашего предназначения, возможно, та-

кова — мы нужны нашему Творцу и Создателю,

чтобы он мог БЫТЬ, потому что он существует

только относительно нас, своих созданий. Как

луч фонаря становится виден лишь тогда, когда