Читаем Любовь к трем цукербринам полностью

Кеша не понимал еще деталей, но интуиция


уже указала путь: он как бы увидел нарисован-


ный легчайшим контуром маршрут — и сделал


первый мысленный шаг.

«То, что безумец мертв, совсем не делает его


менее безумным...»

Кеша подумал эту мысль медленно и ясно,


отчетливо артикулируя ее, чтобы расшэрить с


системой. Еще он на всякий случай подмешал в


нее немного оскорбленного достоинства сво-


бодного гражданина, столкнувшегося со зверем


в человеческом облике: достоинство летало во-


круг главной мысли, как голубки вокруг сердца


покойной Мэрилин.

Собеседник, как он и предполагал, ничего


не заметил.

— Кем был когда-то человек! — продолжал


Караев. — Он спускался в глубины морей, летал


в космос... А сегодня... Мы превратились в ба-


ночных сардин под электронным наркозом. Го-


ворят, что это выбор человечества. Но можно


ли считать дееспособными людей, чьи черепа


давным-давно вскрыты электронным долотом?


Наши желания, мысли, надежды и страхи толь-


ко кажутся нашими. Когда-то раньше инфор-


мационное пойло вкачивали в человеческие


души, и люди жаловались, что они под чужим


контролем. Но сегодня в нас вкачивают души,


уже заправленные информационным пойлом.


Остался один способ вернуть людям их досто-


инство — помочь им умереть...

«Меня утомила речь безумца,— отчетливо


подумал Кеша.— Понять его нормальному че-


ловеку нельзя — точно так же, как нельзя по-


нять змею или скорпиона. Вернее, человек по-


нимает их, и очень хорошо — в тот момент,


когда они его кусают. А они понимают человека


в тот момент, когда он их давит. И никакого


другого понимания между нами просто не бы-


вает...»

От собственной отваги Кеше стало страшно,


но он напомнил себе, что Караев уже мертв.


Смотреть ему в глаза, однако, все равно было


жутковато. Кеша отвел взгляд. Лучше уж гля-


деть в белую пустоту, чем в эти безумные щели


разной формы.

Стало легче. Но слова Караева продолжали


долетать до ушей.

— Так начался мой джихад,— продолжал


террорист.— Да, джихад, ибо перед тем, как


вступить в борьбу, я принял ислам и объявил


себя воином Аллаха — чтобы вдохновляться


примером героев, уже прошедших этот путь до


меня. Я взял себе имя одного из древних шахи-


дов, в котором сплелось много удивительных и


прекрасных смыслов. Пользуясь знанием си-


стемной архитектуры, я без труда затерялся в


гроздьях консервных банок, где живут сегод-


няшние люмпен-консумеры. У меня были две


портативные графические станции достаточной


мощности, чтобы подделать любой поток дан-


ных. Я знал, как подключить их к системе неза-


метно для нее. Заслоняясь фальшивыми личи-


нами, я путешествовал из бокса в бокс, меняя


партнеров, как только у тех появлялись подо-


зрения... Шахиду разрешена любая хитрость,


чтобы обмануть врага. Я знал, какими алгорит-


мами система станет искать меня, поэтому при-


нял фальшивую женскую идентичность. Да, это


было омерзительно, но я пошел на великую


жертву ради своей борьбы. Это сделало меня


полностью невидимым — мои биологические


сожители не знали, кто прячется в полуметре от


них. Ведь ты не догадывался, Ке?

Кеша даже не посмотрел на опции — только


тяжело вздохнул.

— Пользуясь доступом к полицейской базе


данных, я выбирал себе в спутники тайных ра-


бов порока, которые слишком боятся собствен-


ного разоблачения, чтобы подозревать в чем-то


других. А для того, чтобы система не заметила


странностей в моей биодате, я имперсонировал


пожилую нимфоманку, которой каждые два


часа нужен секс. Такой комплект сигнатур


очень характерен и распространен в современ-


ном мире, и подделать его проще всего. Это по-


зволяет полностью слиться с фоном. Но я хочу,


чтобы ты знал — всякий раз, когда твои нечи-


стые руки шарили по моему воображаемому


телу, я глотал слезы ненависти, шептал «Аллаху


Акбар» и укреплялся в своей решимости унич-


тожить падший мир!

«Он, вообще-то,— отчетливо и медленно ду-


мал Кеша,— вещает даже менее убедительно,


чем террористы из киносериалов. Точно так же


громит цивилизацию, ее обычаи и нравы, ссы-


лаясь на величие золотого века. Так его коллеги


обычно называют эпоху мусульманских завое-


ваний... Слушать его неинтересно — он не гово-


рит ничего нового. Куда более острую критику


современного общества можно найти, напри-


мер, в лекциях Яна Гузки. Разница в том, что


Гузка не убивает людей».

Густо, как майонезом, приправив эту мысль


презрением, Кеша понял, что глядеть в белую


пустоту ему даже нравится. Он словно стоял в


одиночестве перед снежным полем, над кото-


рым недавно утихла метель. Сестричку занесло


сугробом — наверно, уже навсегда...

Приложение, кажется, заметило, что Кеша


не смотрит на Караева — и вернуло кресло с


террористом в самую середину его поля зрения.


Надо было зацепиться взглядом за что-то дру-


гое.

Кеша поглядел вниз, и бубнящий свою за-


гробную пропаганду Караев опять исчез. Ракурс


головокружительно переменился, и Кеша снова


увидел смешных нарисованных овечек, таскаю-


щих красные одинаковые кирпичи. Они успели


наполовину построить из них вполне симпа-


тичный круглый домик, похожий не то на пе-


нек, не то на первый этаж башни. Если все вре-


мя смотреть на овечек, понял Кеша, не будет


видно Караева...

«А ведь Караев придумал и нарисовал этих


Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже