Любовь колдуна

Тимофей свалился с кресла, промчался мимо Грозы, задрав хвост трубой, ударился всем телом в дверь, начал безумно царапать ее когтями. Лиза кинулась к двери, распахнула ее – кот вырвался вон, скатился по лестнице, ударяясь о ступеньки, словно мяч.

Где-то внизу испуганно вскрикнула Нюша:

– Изыди, сила нечистая!

Страшным усилием воли Гроза удержал себя на пороге потери сознания и, простирая в стороны руки, приказал себе прекратить бросать огонь.

Под ногтями жгло. Он чувствовал, как огонь втягивается в его пальцы, откуда только что был извергнут.

И внезапно слабость прошла, только ноги чуть подрагивали. Он ощущал холодное торжество и гордость. Было чем гордиться! Он смог не только разбросать огонь, но и собрать его и при этом сохранить сознание! Значит, он все же кое-чему научился! Значит, уроки Трапезникова не прошли напрасно!

«А вот если бы я сосредоточился на элементале и punctum saliens, я бы сжег Тимофея дотла!» – подумал Гроза и даже взмок от испуга. И зажмурился, пытаясь освоиться с догадкой: ему показалось, что вокруг много Павлов, что все его силы распределились по этим воображаемым соперникам, поэтому и удалось сохранить сознание… Хотя Тимофею, конечно, досталось!

Значит, при надобности он может сражаться с несколькими противниками одновременно?!

– Гроза! – бросилась к нему Лиза, и у него задрожали колени. – Ты как себя чувствуешь? Пойдемте, пойдемте отсюда, здесь так душно и гарью пахнет!

Вышли, причем Грозу с одной стороны поддерживал Николай Александрович, а с другой – Лиза. Павел молча брел позади.

В гостиной Гроза упал на диван. Лиза села рядом и с вызовом взглянула на отца.

Тот растерянно моргнул, потом обернулся к Павлу, который стоял с деревянным лицом, стиснув зубы так, что казалось, будто у него рта вовсе нет. Вздохнул и сказал с улыбкой:

– Браво, Гроза. Я понимаю, что произошло некое quid pro quo[62], и неведомо, когда к нам теперь вернется перепуганный Тимофей, но результат превзошел мои ожидания. Я очень доволен. С завтрашнего дня мы начнем заниматься коллективным направленным внушением.

– Что? – спросил Гроза, у которого все еще звенело в ушах. – Что это значит?

Павел фыркнул с уничтожающим презрением, однако Лиза положила свою руку на руку Грозы, а Николай Александрович спокойно пояснил:

– Это значит, что вы вдвоем с Павлом будете добиваться одной и той же цели. У Лизы будет другая задача.

– Я готова, – засмеялась Лиза, – но, папочка, давайте работать где угодно, только не на этом ужасном черном чердаке. Вообще зачем ты там такую обстановку создал, я не понимаю.

– Нет, мы с Грозой и Павлом будем работать именно на чердаке, – покачал головой Трапезников. – Ты тоже заходи туда как можно чаще. Вы должны привыкнуть к этому месту, чтобы его мрачные вибрации не отвлекали вас, а помогали. А помощь понадобится! Помощь места, времени, свечей, растений, ароматов… Потому что внушения, к которым мы отныне перейдем, будут относиться к разряду практической магии.

– Магия? – удивился Гроза. – Но это ведь… колдовство!

– Нет, это всего лишь искусство вызывать изменения окружающего мира простым усилием воли, – спокойно ответил Трапезников.

– То есть мы, значит, теперь маги? – восторженно воскликнул Павел.

– Пока еще нет, но, надеюсь, станете ими, – кивнул Николай Александрович.

Горький, 1937 год

Как-то раз Симочка оживленно заметила:

– Что-то Анатолий Николаевич к нам зачастил!

Ольга кивнула, торопливо жуя. Из-за чуть ли не ежевечерних визитов Андреянова ужинать ей приходилось поспешно и украдкой. И она все время боялась: вдруг в те минуты, пока она ест, Андреянов незаметно для хозяев проникнет в детскую и опять куда-нибудь утащит Женю?

Конечно, это была сущая ерунда, но Ольга ничего не могла поделать, так пугал ее этот человек.

Может быть, ее хозяева, при всем их самом что ни на есть дружеском отношении к Андреянову, были не слишком-то довольны, что теперь почти каждый вечер приходится проводить в его компании, за вином (Андреянов не являлся без бутылки), песнопениями да откровенными и длинными разговорами за чтением газет, но виду не подавали, потому что вечера получались все же очень веселыми. Ольга, при всей своей ненависти к Андреянову, иногда просто заслушивалась! Он умел как-то так поговорить на любую, самую серьезную тему, что волей-неволей становилось смешно. Например, разворачивая «Правду», он непременно прочитывал лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» как «Пролетарии всех стран, берегите свой карман!» – а потом забавно ужасался и приговаривал: «Политически извиняюсь за политическую ошибку!» Читая статьи, он непременно выговаривал слово «эксплуатация» и ему подобные через «о», так что получалось «эскплОатация», «эскплОататор», «эксплОатировать» и «эксплОатируемые массы». В газетах частенько печатали стихи на политические темы, так вот Андреянов умел выискать в них самые нелепые строки и прочитать с таким выражением, что Василий Васильевич сдавленно кашлял, сдерживая смех, а бедная Ася начинала хохотать как сумасшедшая.