На близкого друга Бекингема и Мари де Шеврёз, милорда Монтегю, была возложена задача поддержания связи между основными центрами заговора: Лондоном, Нанси (столицей герцогства Лотарингского) и Турином. Лондонское Сити обязали снарядить двадцать боевых кораблей, капитаны которых получили приказ выйти в море, дабы «захватывать, топить или сжигать все встречные суда, принадлежащие королю Франции». Корабли были построены на скорую руку, команды, набранные из бродяг, недоедали, но для начала и этого оказалось достаточно. Франция не имела военного флота, так что этому сброду без труда удалось установить свое господство в Ла-Манше. Они захватили несколько купеческих судов, к которым добавились еще захваченные ларошельцами. Добыча была перегнана в Англию, а товары проданы. Лорд-адмирал наконец-то смог предъявить ощутимые плоды победы. Французский посол заявил протест, но получил от герцога весьма наглую отговорку:
– Грузы все равно испортились бы, так что лучше было продать их, а деньги отдать на правое дело, нежели потерять их.
Однако головокружение от этой легкой добычи было сильно подпорчено досадным дипломатическим провалом. Балтазар Гербье, прикрывая приобретением картин свои истинные темные делишки, из Брюсселя отправился в Париж, где через своего знаменитого собрата по кисти Рубенса передал письма от Бекингема, адресованные графу Оливаресу. Операцию надлежало провернуть срочно и в глубокой тайне, ибо это грозило грандиозным скандалом в Англии. Оливарес, получив послания от своего старого врага, возрадовался возможности отомстить и поспешил показать их послу Франции, который, естественно, известил Ришелье о двойной игре фаворита английского короля. В своих мемуарах кардинал впоследствии написал: «Сей человек отличался не только малым благородством породы, но еще меньшим благородством духа, отсутствием добропорядочности и познаний, пребывая между здравым смыслом и безумием». Еще проще выразил свое мнение государственный секретарь Англии лорд Конуэй, в сердцах в разговоре назвав Бекингема «Иудой». Французы же пошли на сближение с Испанией, получили от нее обещание предоставить флот и подписали секретный договор, о чем Оливарес, придерживаясь избранной им методы, и сообщил в Лондон. Таким образом, Англия в одиночестве оказалась в войне с самыми крупными державами континента.
Однако это ничуть не обескуражило короля и его министра. Они были настолько уверены в успехе заговора, что решили не медлить и нанести решительный удар. Им нужна была ослепительная победа, которая изменила бы облик Бекингема в глазах подданных, усмирила бы парламент, подняла престиж династии Стюартов и заставила бы Людовика ХIII пересмотреть свое отношение.
В начале 1627 года герцог решил лично возглавить поход, выступив в роли лорда-адмирала и главнокомандующего, – хотя никогда доселе не участвовал в военных действиях. Напрасно мать и жена пытались отговорить его от этой безумной затеи. Печальный опыт похода на Кадис показал, чем чревато выступление против Испании. Напротив, удар по Франции, раздираемой внутренними распрями, сулил немедленный успех.
Собственно говоря, во Франции уже шла война между королем и протестантами. Ришелье понимал, что не может сокрушить гордость феодальной знати и поднять престиж короля в глазах иностранных держав, пока у него под боком находится это «осиное гнездо». Именно так называл он порт Ла-Рошель, находившийся практически на положении вольного города, с непокорным населением, связями с заграницей и таким флотом, которого не имел король. Кардинал хотел разрушить могущество Ла-Рошели – Бекингем же, подстрекаемый союзниками герцогини де Шеврёз, стремился сохранить ее.
Разгром
Его план заключался в следующем. Перед Ла-Рошелью находятся два небольших островка, Ре и Олерон, которые Ришелье счел нужным укрепить после недавних волнений гугенотов. Бекингем намеревался захватить их, чем убивал одновременно двух зайцев, оказывая помощь сопротивлявшейся Ла-Рошели и обеспечивая себя базой, позволявшей ему держать под прицелами своих пушек побережье Франции. Англия, таким образом, вновь становилась владычицей морей и получала доступ на континент, утраченный после потери Кале. Все это было не лишено разумности, если бы Англия обладала возможностями осуществить все эти далеко идущие замыслы.