Любовь под боевым огнем

– Я поддерживаю мысли поручиков, хотя бы вы, Борис Сергеевич, отказали мне в стакане чая с коньяком, – подхватил вошедший в кибитку воинственный казначей. – Исторический рок требует разбить этих гордых бродяг вдребезги, да так, чтобы вся Азия содрогнулась от одного океана до другого. Здесь маниловщина – преступление. Здесь только та власть в почете, перед которой подвластные лежат в прахе и целуют следы ваших ног…

– А вы тоже слышали, что Теке просит пощады? – спросил Можайский, которому порядочно надоели уже доказательства в пользу беспощадного погрома.

– Могу вам сообщить, но только под величайшим секретом, что Тыкма – впрочем, только лично от себя – готов явиться с повинной и в обеспечение покорности предлагает своего сына в заложники. За ним надумается впоследствии и четверовластие, но Михаил Дмитриевич… делает все, чтобы отвергнуть его покорность.

– А вот сейчас узнаем, – сообразил Узелков, – если рекогносцировка на сегодняшний день отменена, значит, прощай мой темляк за храбрость.

Пока он ходил справляться насчет рекогносцировки, воинственный казначей продолжал доказывать Можайскому, что в целях высшей политики на стенах Геок-Тепе необходимо прибить такую же памятную доску, какую можно видеть в так называемом Тамерлановом ущелье: «Здесь Абдулла-хан, вместилище халифата, тень Всевышнего и обладатель счастливого сочетания звезд, победил Баба-хана и убил у него столько людей, что реки бурлили их кровью».

– Какой вы кровожадный, – заметил Можайский, продолжая спокойно разбираться в актах об интендантских пелеринках и об умышленном рождении червей. – И на что вам столько вражеской крови?

– Того требует исторический рок.

– Рекогносцировка не отменена! – объявил Узелков, тщательно закрывая полог кибитки. – Ответ, – продолжал он таинственно, – послали не совсем обычным путем: в цепи оказались два трупа текинцев, убитых ночью секретами, одному из них вложили в руки письменный ответ и отнесли его за пределы наших выстрелов. Теперь до свидания! – закончил Узелков. – Сегодня у нас парадная рекогносцировка с тремя генералами, и мы возвратимся не ранее позднего вечера. Михаил Дмитриевич прочтет под выстрелами диспозицию предстоящего обложения крепости.

Назначенная на этот день рекогносцировка представляла действительно крупный интерес. В отряде появились люди, вовсе не отмеченные перстом воинственного Марса. В числе их обнаружился и железнодорожник, потерявший надежду построить вовремя железную дорогу, и всякого рода предприимчивые птенцы. Птенцам казалось, что стоит дунуть на Геок-Тепе, как его стены распадутся на части, а взамен их вырастет рог изобилия, наполненный чинами и крестами.

Прежними рекогносцировками были выяснены все топографические условия местности, прилегавшей к Голубому Холму. Только часть, обращенная к пескам, где, по слухам, находились сады Улькан-хатун, оставалась необследованной. В нынешнюю, последнюю рекогносцировку командующий намеревался посвятить своих главных помощников во все подробности решительного подступа к крепости.

Колонна вышла налегке.

Одиночные всадники, не оставлявшие Самурское укрепление ни на одну минуту без своего надзора, помчались в крепость с вестью о наступлении русского сардара.

Но он уже много раз подходил к Голубому Холму и столько же раз обращался обратно. Разумеется, шайтан научает его теперь разным хитростям, однако ясно, что когда он перестанет обманывать, то возьмет с собою все пушки; теперь же он взял их с собою по-прежнему всего несколько штук.

Первую часть пути колонна прошла без выстрела, потом явилось обычное кольцо из нескольких тысяч всадников, сомкнувшихся в неразрывную цепь. Долгое время колонна и окружавшее ее кольцо двигались молча, медленно, без выстрела. Но как только кольцо попробовало сузиться и двинуться на рысях, батарея вынеслась вперед и прыснула картечью по предгорью и по песчаным барханам. Кольцо исчезло, рассыпалось…

Неприятель был наготове. Крепостные стены, унизанные плотной массой защитников, выглядели весьма солидно. Подступ к ним шел через Янга-Кала, где засели решительные люди. Свое присутствие там они обнаружили дружным залпом по приблизившейся колонне.

Не обращая никакого внимания на этот предмет, командующий остановил колонну у самых крепостных стен. Здесь на возвышенной и открытой со всех сторон площадке он потребовал начальников частей, которым и предложил выслушать диспозицию предстоявшего наступления. Диспозицию он принялся излагать пунктуальнее всякого историка. В его голосе не чувствовалось ни малейшей шероховатости, точно он читал гостям, собравшимся в его рязанской деревне, любимые стихи Хомякова.