Наташка была певицей. Сначала она была русской певицей и жила с русским музыкантом, пишущим сентиментальные русские песни вроде: «И ничего не надо, ничего… Был только б взгляд твой нежный со мною рядом…» — последние слова на низах… Но потом она помешалась на негритянках — Сара Воу, Франклин, Фицджеральд, само собой — и целыми днями она училась тому, как они поют, вплоть до выговора и произношения. Очень здорово получалось. Только Наташка ведь не была черной! И джаз петь не хотела. Наташка хотела петь рок. От мужа русского ушла, конечно. Некоторое время жила с приятелем Славицы — югославом. Они пошли на выступление «Блак Рашиан» — это их группа так называлась, когда еще Володька не сидел на крэке, Наташка жила с русским мужем — и приятель сказал Славице: «Она поет, как женщина, которая очень хочет ебаться». Ну и не оставил свое наблюдение без проверки на деле. Так что они вместе жили. Но Наташка потом и от югослава ушла — слишком близко все-таки к русским, ну и… он никак не мог понять, почему Наташка хочет с утра до ночи заниматься музыкой, а деньги делать не хочет! Она в конце концов нашла парня, похожего на нее саму, он тоже хотел заниматься музыкой, а деньги… как получится. Он был непонятного происхождения — наполовину американец, на треть перуанец и что-то еще, смуглое. Короче, они спелись, спились и скурились — все это длилось какое-то время, но разум возобладал, и они постепенно все-таки перешли на музыку без водочно-марихуанного аккомпанемента. Наташка, конечно, была пьянчугой, но не алкашкой, как ее сербская подруга, которой она кричала иногда в телефонную трубку: «Кончай кирять! Пиши английские тексты. Кому на хуй нужны стихи на сербском языке? С ума сошла!» Хоть ей самой и нравились какие-то стихи, прочтенные Славицей из сборника «Песма о Косову». Одно, например, Драгана Лакичевича, 54 года рождения, как Наташка, «Мапа Домовине», то есть «The тар of the Homeland»: «На георгафско] карти отацбине / по-сред школскогзида / име нашег места / било je подвучено толико пута /да je на изохипсама родног kpaja / з]апила само бела рупа»[46]
.Славице Наташка нравилась по тем же причинам, что и Раечка, — она не была типичной представительницей своего народа, она давно жила в Америке, и ей не надо было объяснять, как приехавшим знакомым из Белграда, что здесь к чему и что на самом деле таят под собой набившие оскомину «демократия» и «свобода». Значения эти уже превратились в какие-то инвентарные наименования — демократию продавали, покупали, обменивали. Демократизация Африки! и Славке хотелось добавить — в три года! Как в Советском Союзе экономический план на пять лет стремились выполнить в более короткий срок… Свобода иранским женщинам! Но именно иранских женщин видели в первых рядах демонстрантов, скандирующих «Хомейни! Хомейни!» и сжигающих американские флаги: «Смерть Рейгану!» У Раечки был словарь Ожегова, 53 года — из-за даты издания (Сталин умер, словарь «родился») он приобретал реликтовый характер. Особенно забавляли Славицу в нем объяснения слов политическо-социального характера. Но и слову «чадра» давался замечательный пример — «Женщины Советского Востока сбросили чадру — символ женского бесправия». С приходом свободы и демократии эту чадру собирались надеть не на Советском уже Востоке, а в центре Европы… Наташка, как и сама Славица, могла всегда взглянуть на Америку со стороны, со своей не аутентичной, а приобретенной принадлежности к Америке, что делало взгляд слегка ироничным. Американцы так к себе не относились. И русские тоже нет. И соотечественники Славицы нет — не было в них этой отстраненности. Сейчас, правда, такое отношение могло быть расценено как предательство.
ЧЕРНАЯ СИЛА! ЧЕРНАЯ СИЛА! ЧЕРНАЯ! НАА! НАА! ЧЕРНАЯ!
— Когда я была маленькой, тоже любила портить пластинки. Я была авангардистом! — Славка пила уже вторую водку-орандж, и язык цеплялся о нёбо и зубы.
Я САМЫЙ ЧЕРНЫЙ! НААА! Я САМЫЙ ЧЕРНЫЙ! НААА! Я САМЫЙ НЕГР!
— Что, интересно, чувствует Майкл Джексон, глядя на свои детские фотографии? Или он их не смотрит, чтобы не пугаться? Кто это такой, думает, чернющий, с расплющенным носом, губошлеп?! Чего не сделаешь ради…