Любовь убитой Снегурочки

А потом поплыла из прихожей, через дверь, в теплую комнату, в которой Егор предусмотрительно открыл форточку, впуская морозную свежесть, от которой сразу же стало легче дышать. Свежо, но не холодно – как раз то, что сейчас было необходимо измученному Тамариному организму. Она расслабленно вытянулась на кровати, радуясь тому, что ее больше не тошнит. А Латонин принялся ее… раздевать? Не зная, как на это реагировать, Тамара на какое-то время позволила себе оставаться тряпичной куклой. Чего он от нее хочет? И главное, хочет ли этого она? Насколько она еще трезва и насколько вообще сильна, чтобы бороться с этой своей проклятой физиологией? Или наплевать на все, и будь оно потом что будет? Женька бы ей это простил, а скорее всего, даже порадовался бы за нее из того, другого своего измерения, в которое он перенесся теперь. Егор тем временем раздел ее до нижнего белья и, поколебавшись, снял с нее еще и лифчик, оставив в одних только трусиках. Замер над ней, разглядывая ее всю – Тамара кожей ощущала на себе этот взгляд, – а потом медленно и осторожно провел руками по ее телу. Начал, как когда-то, с ключиц и шеи, потом – грудь, и живот, и бедра. Ладони у него были чуть шершавые, по-мужски загрубевшие, но ласковые и теплые. А еще Тамара слышала его неспокойное дыхание и ощущала его волнение всем своим естеством. Оно передавалось ей, как какой-то импульс, как электрическое поле, меняющее минус на плюс. Особенно когда Егор, склонившись над ней, поцеловал ее в шею. Тамару так и потянуло ему ответить, ну или по крайней мере просто обнять. Однако она так ни на что и не решилась, оставшись неподвижной. А в следующую минуту почувствовала, как Егор натягивает на нее ночную рубашку. Надел, расправил, укрыл ее одеялом. И вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

После его ухода чудом протрезвевшая Тамара глубоко и судорожно вздохнула. Тело все еще горело от недавних прикосновений, а сердце готово было выскочить из груди. Она сбросила с себя одеяло, позволяя льющемуся через форточку морозному воздуху ее остудить. Да, так, наверное, будет лучше! Одиночество и холод – вот ее постоянные и верные спутники, других ей не нужно. Не нужно. Продолжая внушать себе эту мысль, Тамара повернулась на бок. Чувствуя, что начинает замерзать в одной рубашке под струей льющегося из форточки морозного воздуха, она нащупала и снова натянула на себя одеяло. И вскоре провалилась в сон, глубокий, почти как смерть, и отгоняющий своим черным покровом прочь все чувства и мысли.

Проснулась Тамара только утром, поздним, судя по тому, что солнце уже взошло. Точнее, должно было взойти, так как на улице было светло. Самого же солнца не было видно из-за низко нависающих снеговых туч, щедро осыпающих землю снежинками. Их было так много, что они словно создавали за окном свою собственную завесу, кружась между небом и землей в медленном вальсе. Наиболее смелые запархивали и в открытую форточку, чтобы поплатиться за это, растаяв на подоконнике. Несколько минут Тамара наблюдала за ними, потом переключила свое внимание на комнату. За стенкой, в печке, тихо потрескивали дрова, свидетельствуя о том, что Егор уже встал. И даже у нее успел побывать, поняла Тамара, когда увидела у кровати запотевшую бутылку со свежей водой. Усмехнувшись такой профессиональной заботе, она потянулась к воде, при этом обнаружив, что еще и укрыта поверх одеяла меховой дохой, вроде как из тонко выделанных оленьих шкур. Наверное, Егор решил перестраховаться и укрыл ее, чтобы она не замерзла на свежем воздухе прежде, чем снова щедро разогреется остывшая за ночь печь. Отставив в сторону ополовиненную бутылку, Тамара прислушалась, пытаясь определить, чем Латонин занимается теперь, но в доме стояла почти сказочная тишина, лишь дрова нарушали ее мирным потрескиванием, да чуть слышно гудел огонь. Поэтому ничего другого не оставалось, как встать, одеться и идти смотреть, что нынче в мире творится.