Люди и боги. Избранные произведения

Среди пар — Бухгольц и Двойра. Порой идут они в обнимку, не замечая этого, и что-то рассказывают друг другу. У Бухгольца всякий раз есть о чем рассказать, каждый вечер новый план: иной раз они едут в Париж — художнику необходима известная атмосфера, что же до голода — то, как голодаешь в Нью-Йорке, так можно голодать и в Париже; в другой раз путешествие переносится в Рим, в Флоренцию, необходимо видеть полотна старых мастеров — Микеланджело, Боттичелли, другие шедевры. Прибегал как-то к нему Мошкович, сообщил, что минуту назад беседовал с еврейским миллионером Заксом из «Коган, Закс энд компани». Тот готов купить у Бухгольца «Самсона» за десять тысяч долларов и за свой счет послать Бухгольца в Париж. Но из этого, разумеется, ничего путного не получится. Это очередное вранье Мошковича. У Бухгольца есть свой план, он носится с великой идеей: создать новых «Адама и Еву». Адама он хочет изобразить в виде дерева — не с двумя руками, а с шестью, растущими, словно ветви, из его тела. Это должно символизировать поколения, которые произошли от них. А Еву он хочет сделать негритянкой, черной, как земля. Она — мать-земля, беременная, с большим животом. Он немедленно все бросает и отправляется на юг к неграм, искать натуру для этой работы, там можно прожить, питаясь сахарным тростником. Между тем начинает напоминать о себе голод. Молодые люди не хотят поддаваться, потому что нет денег, но в конце концов вынуждены уделить ему внимание, и тут у Двойры всегда обнаруживается то полдоллара, то целый доллар, и они заходят к Чайлдам или в другой дешевый ресторан.

Иногда, когда находятся необходимые на это деньги, они идут в концерт. Но если играют Вагнера, деньги обязательно должны найтись. Бухгольц любит музыку. В нем обнаружилось глубокое понимание музыки. Он музыку понимает на свой собственный лад и по-своему толкует ее. Иногда музыка изображает бушующее море, на котором погибает двенадцать судов со вздутыми парусами, иногда — взбунтовавшееся небо, от которого оторвались крылья-облака и ведут войну между собой, иногда пылает лее. Но лучше всего он постигает музыку, когда сидят рядом с Двойрой.

— Когда я с вами, — говорит он, — когда вы сидите рядом, я слышу ее, музыку, лучше… _

— Почему со мной лучше? — спрашивает она, и глаза ее светятся.

— Не знаю почему, но уж так… Глядя на ваши волосы, на ваши плечи, я лучше воспринимаю то, что играет оркестр…

Иногда Бухгольц пропадает на целые дни. Стоит где-нибудь в Ист-Сайде и крутит колесо гладильного катка или укладывает бревна на дровяном дворе. В такой вечер ждет он Двойру, умытый, с влажной причесанной чуприной; завидя ее, он еще издали машет деньгами и кричит:

— У нас есть на билеты!

Она заглядывает ему в лицо, видит морщины — печать усталости, догадывается, что он целый день таскал бревна, и ей становится грустно.

— Это мешает вашей работе…

— Ничего подобного… У меня сегодня охоты не было работать у себя, необходимо было руки размять немного, чтобы не срослись.

Она смеется. В этот вечер они отправляются в концерт.

А возвращаясь с концерта, Бухгольц по-своему объясняет ей слышанное. Он перед ней раскрывает содержание исполненной музыки: «Неведомые человеческие толпы, целые народы движутся по девственному, густо заросшему лесу, рубят деревья, будят зверей своими криками и воплями, и лес во всю глубину трепещет от страха. На вершине горы лежит город. Сверху, в лучах заходящего солнца, замечают появление толп, смотрят, как они приближаются, и весь город в ужасе встает, на каменных зданиях показываются люди, начинается война не на жизнь, а на смерть…»

Иногда в воскресный день они едут на Бронкс к учительнице. Она — единственная их близкая знакомая. Мисс Фойрстер видела работы Бухгольца, видела его «Самсона» и верит, что Бухгольц — большой талант, что «им когда-нибудь будет гордиться Америка». Она ругает американских миллионеров, которые тратят миллионы на копии с картин старых мастеров, специально изготовляемые для них в Европе, и не понимают нового американского искусства, предоставляют своим американским художникам погибать с голоду. Она обещает привести к Бухгольцу в студию своего знакомого, критика, знатока искусств, он посмотрит работы Бухгольца, выхлопочет для него стипендию, которая даст ему возможность поехать в Европу. С тех пор как Двойра сопутствует Бухгольцу, мисс Фойрстер принимает еще больше участия в судьбе этой пары. Она — радикалка и готова поддерживать всякие смелые затеи, носящие не только общественный, но и чисто личный характер. Ей нравится, что Двойра проводит время с Бухгольцем, и она эту девушку, а благодаря ей и Бухгольца, очень любит, старается им помочь, приглашает к себе. Бухгольца мисс Изабелл подбадривает, взывает к его мужеству, убеждает продолжать работу, а Двойре подсказывает, что поддерживать, вдохновлять Бухгольца, вливать в него силы — будет ее огромной заслугой. Двойра не понимает, что та имеет в виду, но оба они учительницу очень любят, она их часто выручает — у нее можно разжиться на сытный обед, на пару центов, когда не на что ехать домой.