Люди на войне

Для справки — потери стрелковых войск (пехоты) на советско-германском фронте только за 1943–1945 годы составили 546,3 %. Иными словами, личный состав стрелковых частей и соединений Красной армии за это время сменился 5,46 раза. Точными данными за 1941‐й и 1942 годы историки не располагают.

Большая часть дневниковых записей Славгородского, как практически у всех авторов военных дневников, посвящена повседневной жизни на войне.

Одними из центральных в дневнике Славгородского, как и в любом другом солдатском дневнике, были все те же «смерть, жратва и секс». Смерть на войне всегда рядом.

Сегодня я именинник, 27 лет.

Хочу жить, а Смерть всегда со мной, а я о ней и не думаю (24.08.1941).

Теперь становится ясно, что война будет долгой, досадной. Война жестокая, шансов на жизнь мало — печально и обидно (24.08.1941).

Растеряны, безумны и жалки люди перед лицом смерти (07.09.1941).

Сохранитесь только мои дневники!

Переживи только я эту ужасную войну!

И мы тогда сделаем что-нибудь полезное для людей!!! (25.01.1942)

Сутки в прифронтовой полосе.

Тем, кто останется в живых (15.08.42).

Постоянная тема — добыча еды или выпивки. О еде больше говорилось в то время, когда Славгородский был сержантом, особенно в период отступления, в том числе выхода из окружения летом и осенью 1941 года. Здесь многое зависело от расположения местного населения. Иногда приходилось подворовывать, о чем Славгородский пишет подробно и безо всякого стеснения. Ситуация со временем меняется, в особенности когда он становится командиром (с 1943 года — офицером). Проблема еды решается сама собой, да и снабжение Красной армии становится гораздо лучше. Меняется и предмет поисков: «Весь день в поисках за водкой для дня рождения. Ездили в Сташув, оттуда направили в Рытвяны. Там нашли 2,5 литра за сало и сахар. Смешно…» (19.08.1944).

В освобожденной Украине в поисках самогонки и обуви Славгородский с приятелями отравились в ближайшее село, «сделали обыск» у некоего старика, «отрекомендовываясь работниками особого отдела». Однако неудачно: «самогонку нашу попили другие», — меланхолично замечает Славгородский (11.12.1943). В другой раз «делал обыск в квартире, где стоял наш хозвзвод: наговорили, что там много трофейного сахару. Виноградов смастерил мне ложное удостоверение, я одел комбатову шинель, комиссарову шапку и боялся, чтобы меня не узнала хозяйка. Роль сыграл хорошо, но ничего не обнаружили» (06.12.1943). В Западной Украине Славгородский со товарищи и вовсе перестают стесняться:

На ходу приходится пополнять свое хозяйство, добавили трех лошадей, а с одной вчера вышел скандал: хозяйка опознала, с одной удалось обмануть хозяина. Единоличники, черти, держатся за каждую клячу, не зная того, что придется в колхоз сдавать. «Братья» украинцы искоса смотрят на нас. Есть люди, которые кровно связаны с Россией и с Красной Армией, те наши по духу. Ничего, обработаем (23.07.1944).

Украинец — и по происхождению, и по паспорту — Славгородский считал себя русским и гордился этим. При этом он был не чужд украинской культуре — знал украинский язык, записывал украинские песни, впрочем, как и русские. Возможно, это характерное самоощущение человека, родившегося и выросшего в России.

Прежде чем перейти к последней теме из «триады Никулина», позволю себе сказать несколько слов о характере Славгородского, основываясь на его собственных записях. В нем каким-то образом уживались уверенность в себе, даже самоуверенность, с сомнениями, колебаниями, мучительным самоанализом. Иногда кажется, что это дневник подростка, а не взрослого мужчины. То, перечитав дневник, Славгородский замечает, что он ему «понравился своим содержанием и стилем» (10.08.1943), то называет себя «оригинальной посредственностью» и пишет, что «жалок сам в своих глазах» (20.08.1943). Такие перепады настроения встречаются на страницах дневника довольно часто.