Люди в летней ночи

И однако же, когда настает воскресный вечер, в избу потихоньку собираются люди. Все они знакомые и ведут себя прилично, сидят на лавке, не прогонять же их. Приходят все новые и новые, у кого-то с собой гармонь. Гармонист начинает перебирать лады, словно пробуя звук. И вот уже зазвучала негромкая, скромная полька. Две девушки, сидевшие у печи, выходят танцевать, гармонист смелеет, и глядь, танец уже в разгаре… И только через час или два в дверях появляются такие гости, на лица которых смотрят чуть пристальнее. Вот оно как, стало быть, и этот пришел, и, похоже, уже хмельной, за ним пригляд нужен.

Танец — словно огромное живое существо, поведением которого танцующие не могут управлять. А оно иногда может задержать или ускорить маленькие события в судьбах молодых людей.

Как уже сказано, Силья всю неделю жила под необычным впечатлением от встречи на ледяной дороге. Не отдавая себе в том отчета, она ждала, что встретит Оскари однажды вечером, и охотно искала себе дела там, где мог оказаться и он. Затем в воскресенье она услыхала, что вроде бы в Пиетиля вечером будут танцы, и весь день находилась в таком волнении, что это вызвало легкое недовольство хозяйки, сказавшей между прочим, что не советует Силье идти туда. Девушка притихла, однако же поспешила доделать все свои работы.

— Ну уж сходи ты туда, ступай, ступай, божье создание, смотреть на тебя такую дома — сил нет. — В голосе хозяйки звучали сочувственные нотки, и обе они — хозяйка и Силья — улыбались, глядя друг на друга. Настроение у девушки опять улучшилось.

Но нужно подождать еще несколько часов, прежде чем можно будет отправиться туда. Поблизости нет никого знакомого, с кем бы пойти вместе, да и, по правде говоря, она думала только об одном знакомом, и ни о ком больше. Она так истово надеялась встретить Оскари еще до танцев, что постепенно сама уже поверила: это непременно случится, как если бы они заранее условились о встрече. Она принялась одеваться в закутке, у хлебной печи, опасливо озираясь по сторонам. На щеках ее пылал румянец, а глаза сияли. Хозяйка среди своих хлопот чуть дольше обычного задержала взгляд на одевающейся молоденькой служанке. Она следила за выражением лица Сильи, за ее юной фигурой, гибкие движения которой убедительно свидетельствовали о настроении девушки. В голосе хозяйки ощущались и сочувствие и неприязнь, когда она сказала:

— Не увлекайся так, девчонка, это до добра не доведет — лучше побереги себя, ты ведь еще такая наивная.

Это предупреждение не достигло слуха уже уходившей Сильи. Более не раздумывая, она направилась в Тонттила и шагала быстро, словно бы по делу. Дорога сначала тянулась между полей, а затем поднималась полого к редкому леску, перемежавшемуся выгонами, и там все слабые приметы апрельского вечера как бы сгустились. Небо на северо-западе опять пылало закатом, но отсюда, с выгона, оно виделось не таким широким и открытым, как тогда с ледяного зимника, здесь оно процеживалось сквозь сито голых веток березняка. Тонкие веточки деревьев и кустарников вырисовывались на фоне неба, будто они тоже, опередив человека, глядели на зарево заката. Взгляд расширенных глаз юной путницы все время искал поддержки у вершин деревьев, которые были тихими и неподвижными и все же каким-то образом сообщали ей, что и они пребывают в том же настроении, что и она. Дивный воскресный вечер, обещавший события, которые попозже, весной, могли бы иметь продолжение. Новое зерно радостной надежды проросло в душе Сильи и во время этого пути.

Дальше заросли поредели, и дорога опять шла между полями, но более узкими, чаще разгороженными, чем те, в начале пути. Уже виднелась торцовая стена избы Тонттилы, и старое окно в ней, казалось, прищурившись, хитро посматривает на приближающуюся путницу. Там жили отец и мать Оскари, которые, надо думать, слыхали, что их сын водился с Сильей, пока не отправился по белу свету. За время отсутствия Оскари Силье случалось видеть старую Мийну в деревне, но во взгляде Мийны на нее не проявлялось никакого отношения, кроме, пожалуй, определенного любопытства. К тому же хозяйка Нукари в каком-то разговоре заметила с иронией, что, мол, Силья, конечно, годится Мийне Тонттиле в невестки, ведь Силья богатая. Она имела в виду то небольшое наследство, величину которого жители и в этой деревне знали гораздо лучше, чем сама Силья.

Наконец дорога вывела Силью к двору Тонттилы, боковое окно избы, стоящей на склоне горы, глядело на нее теперь с расстояния в несколько саженей. Силья чувствовала, что придется войти и в избу Тонттилы, неведомая сила завела ее уж слишком далеко, чтобы теперь отступить. Но что-то мучительно прорывалось в сознание, становясь тем более жгучим, чем меньше оставалось пути… Она шла теперь медленно, желая, чтобы ее увидели из избы и кто-нибудь вышел на крыльцо. Но никого не было видно и слышно, похоже, никто даже и не заметил теряющую уверенность путницу — лишь в окне соседской избы неясно маячила чья-то голова, оттуда тайком следили за шагами нукариской Сильи. Там-то уж знали…