Люди в летней ночи

Было облегчением сознавать, что здесь полный покой; никто даже случайно не мог прийти сюда в такое время. Лишь солнце, поднимаясь, видело все. Молодой мужчина и эта девушка — молодая женщина — теперь уже знали, что случится тут с ними. Не было ни сомнения, ни страха, ничего — кроме свершившегося чуда соединения двух жизней в одну.

Им никогда не дано будет узнать, видел ли кто-нибудь из Раухалы или Рантоо, как они возвращались вдвоем. Рантооская барышня Лаура, которая действительно видела их, обладала слишком гордым характером, чтобы рассказать об этом кому бы то ни было.

Однако же, когда утром стало совсем светло, обычно такая чистая и домашняя атмосфера в Рантоо словно бы как-то замутилась. Даже профессор как-то сник, сам старик объяснял это тем, что отвык бодрствовать за полночь, да еще прикладываться к браге, и оттого долго не мог уснуть. Во время завтрака в тот самый момент, когда Силья принесла что-то из кухни и подавала на стол, барышня Лаура рассказывала небрежно-медлительно, что молодой господин Армас — именно эти слова произнесла барышня — уезжает сегодня дневным пароходом. Блюдо в руках Сильи чуть дрогнуло, но столь незаметно, что никто не смог бы утверждать это. Возможно, шаги Сильи, когда она возвращалась в кухню, были чуть быстрее, чем обычно, торопливее, что ли, но дверь стукнула громче, чем всегда, и из кухни ничего слышно не было.

Это-то и явилось, пожалуй, самым примечательным, что из кухни не доносилось ни звука, в то время как нужно было прислуживать за столом. И когда из столовой послышался звон колокольчика, Силья, как во сне, пошла туда с пустыми руками, хотя то был сигнал подавать на стол очередное блюдо.

— Неужто и ты не отоспалась после танцев, как и я? — поинтересовался профессор.

— Ничего удивительного, ведь часа в четыре только вернулась, — услышала Силья голос барышни Лауры, отвечавшей отцу.

— Да-а, не будь это первым балом Сильи, я бы выразился покруче, ну да ладно, — сказал профессор.

На это барышня Лаура ничего не ответила — разве что молчанием, которое было красноречивым.

Силья ясно ощутила, что ее жизнь в доме Рантоо никогда уже не будет такой, как была до сих пор. Даже останься она тут, жизнь не станет прежней нив каком смысле. А сейчас чем скорее она сможет выйти из столовой и оказаться в одиночестве, тем лучше. Во время мытья посуды после завтрака ей это удалось.

Тогда оказалось возможным наряду с работой погрузиться и во внутреннее созерцание, которое как бы обволакивало всю ее, так что она ничего не ведала и не чувствовала, просто существовала, и только. Казалось, откуда-то со стороны кто-то нашептывает: с тобой, девчонка-бедолага, случилось именно то, что там, в обыденной жизни, случается со многими другими, о чем ты сама слыхала не раз; совершенно то же самое случалось с теми другими — и затем мужчина исчезал. Также исчезнет и этот, он не хочет больше видеть тебя, может быть, и боится… Последствия, Божья воля, — каковы они? Беда, беда, словно кричал некий голос рядом в перестуке ложек. Он кричал и кричал — и другое, такое будничное: сколько нужно ждать, чтобы знать наверняка… Все ее девичье существо, то, каким оно было до сих пор, как бы окаменело, и она стояла ошеломленная, опираясь на стол для мойки посуды, а перестук ложек пробуждал и высвечивал вспышками в сознании все новое и новое… Армас, Армас, где ты? Приди на помощь, чтобы не погибла я в этой копоти.

Но ведь Армас сказал этим людям, что он сегодня уедет, уже через два часа он будет ехать куда-то — куда? — об этом у Сильи не было никаких сведений, ей и в голову не приходило спрашивать о таких вещах. Как же он мог не сказать Силье о своем отъезде тогда, там, на покрытой мхом каменистой постели?

И тут она увидела его, он приближался к Рантоо и уже, пройдя ворота, вступил во двор. Конечно, не мог же он войти в дом через дверь кухни, он шел к парадной двери. Его красивый профиль мелькнул за окном кухни. Он выглядел бледнее обычного, на нем была дорожная шапка и костюм был другой. Лицо его было не таким веселым, но все таким же чистым, как и раньше.

Господа приняли его в большой гостиной. Из прохода между гостиной и кухней Силья могла разобрать, о чем говорили, даже не особенно прислушиваясь. Вечером пришло письмо, как раз когда он танцевал с девушками, что мать его тяжело заболела. Он вынужден уехать. Пароход будет через час.

— Как думаешь, вернешься еще сюда? — спросил профессор.

— Там видно будет, как оно все повернется.

Затем, распрощавшись со всеми в гостиной, он словно бы вспомнил еще что-то. Было слышно, как он сказал: «Да-а, надо же мне и с Сильей попрощаться», — и уже он шел в кухню.

Он успел увидеть влажный, горящий взгляд и знакомую, милую фигурку, которая шмыгнула за кухонную дверь и устремилась в погреб. Мужчина поспешно вернулся в гостиную, говоря, что девушки не видно, может, Лаура передаст ей его привет. Лаура странно улыбалась, она была совсем близко, но смотрела мимо него и ничего не ответила.