О нет! Все вполне реально. За стеклами, на фоне густой позолоты стен и колонн Сиамского храма, ловкие продавцы отвешивают и отмеривают «радости», кассиры принимают плату, контролеры что-то отмечают в предъявляемых книжках.
Бывший гастрономический магазин братьев Елисеевых после революции переменил много хозяев и имен. Был он и магазином Интуриста, отпускавшим товар только на доллары и фунты стерлингов, был пунктом Торгсина, менявшим в голодной России сахар, какао, рис, муку и масло на последние нательные золотые кресты, оклады с чудом уцелевших икон, бережно и трепетно сохраненные памятки о «днях минувших». Потом стал закрытым распределителем ЦИК-НКВД, а теперь ведет двойственную жизнь. Для всех он – «Гастроном». Каждый может зайти и купить любой деликатес по выставленной на нем цене. Цены же такие, в переводе на труд среднего служащего: килограмм балыка – 4 рабочих дня, колбасы – 2 дня, икры – 3 дня и т. д. Иначе говоря, инженер средней руки на всю свою месячную получку сможет купить здесь скромный по старомосковским аппетитам ужин «а ля фуршетт» для 4–5 чел.
Но для избранных, для обладателей таинственных книжек, «прикрепленных» к нему, он остался закрытым распределителем, и для них – цены «довоенные», такие, какие были у Елисеева. Соотношение между двумя прейскурантами, примерно, 50:1. Ловко?!
Советский интеллигент, полюбовавшись на выставленные в витринах красоты, глотает горькую голодную слюну. Рабочий – вспоминает чьих-то родителей… конечно, не вслух, а шопотом, сквозь зубы.
Но чем же питается он? Где рядовой житель Москвы покупает себе продукты питания?
По всему городу раскинуто множество продуктовых магазинов. Они носят различные названия, от высокого титула «Гастроном» до скромных кличек «мяснушка», «ларек». Товаров, подобных выставленным в центральном «Гастрономе», в них, конечно, нет. Дефицитные продукты широкого потребления, как, например, масло, колбаса, швейцарский сыр, встречаются далеко не везде и не всегда. Их нужно ловить, и за ними стоят очереди. Цены в этих магазинах ниже, чем в «Гастрономе», но все же таковы, что счастливец-покупатель, достоявший в очереди до прилавка, производит в своем уме сложные математические вычисления, прежде чем сделать заказ. Вот образцы этих цен в 1952 г.: белый хлеб (кило) – 3 руб. 75 коп., мясо – от 17 до 25 руб., масло – 35–40 руб., сахар – 13 руб. 20 к., молоко (литр) – 3 руб. 20 к., но получить его более чем трудно, яйца – 1 руб. 50 коп. штука.
По официальным данным советской статистики, в Москве, где ставки выше всего, средний заработок трудящегося – 154 руб. в неделю. Вот и укладывайся в эту сумму с семьей, хотя бы лишь в 3–4 человека.
Но служащий интеллигент в Москве имеет огромное преимущество перед провинцией. Он может здесь нахватать себе каких-то побочных заработков (консультации, составление смет, проектов, чертежей…), рабочему приходится значительно хуже. У него лишь два пути. Первый – стать «выдающимся активистом» труда и «забить стахановскую туфту» (т. е., пользуясь покровительством местной партийной организации, проделывать бутафорски повышенную работу ради повышения общих норм данного производства) или второй путь – воровать. Первый путь только для единиц, второй – для всей массы.
Кто посмеет бросить камнем в этих «расхитителей социалистической собственности»?
Страстная площадь. Отрезок Тверской между ней и соседней с Елисеевым кофейной Филиппова носил прежде имя «Филипповского толчка» и выполнял неизбежную для большого города функцию. С 8–9 часов вечера его тротуары наполнялись густой толпой вызывающе накрашенных, роскошно и убого одетых женщин. С недалекой «Козихи», переулков Большой и Малой Бронной – «Латинского квартала» Москвы набегали ватаги веселых студентов позубоскалить, перекинуться забористой шуткой с «девами ночи»…
– Студентик, одолжи закурить!
– Интересный мужчина, отчего вы такой скучный?
– Папашка! Иди к нам! Все равно, старуха тебя рогачем встретит!
И весь «толчек», и студенты, и «девы» провожают густо посоленными
пожеланиями отплевывающегося и отмахивающегося «папашку»… Так было.
Принято утверждать, что проституция, как буржуазный пережиток, ликвидирована в «стране раскрепощенного труда». Но не подлежащая оглашению статистика Наркомпроса и Наркомздрава дает отрывистые сведения о детской проституции, о беременных школьницах, об очагах специфических болезней, да сотрудники уголовного розыска знают кое-что о тайных облавах в притонах и многих тысячах «социально-вредных» женщин, пополнявших Соловки, Медведку, Беломор, а теперь и прочие бесчисленные концлагеря.
Знали и знают кое-что и тротуары «Москва-Метрополь». Правда, теперь нет «убого-нарядных» – все одинаково одеты в моссельпромовский стандарт, одинаково подкрашены кармином Тэ-Жэ. Нет и соленых шуток. Какие там шутки после тяжелого трудового дня!..
Проходящая деловой походкой женщина так же деловито бросает встречному мужчине:
– Я живу недалеко! – или: – Сегодня я выходная…