Люди земли Русской. Статьи о русской истории

Высланные на поселение получали по 16 десятин пахотной земли, солдатский паек и одежду два раза в год. Неимущим выдавались пособия. Так, Батенков, при выходе на поселение получил от Императора 500 рублей серебром «на первое обзаведение» (Гернет, с. 148). Но на землю селились мало. Предпочитали служить, как Кюхельбекер и др., или работать самостоятельно, как Якушкин, имевший в Ялуторовске школу, которую окончило 1600 мальчиков. Ни то, ни другое не запрещалось (Гернет, с. 172).

На Соловецкой каторге, как и в других советских концлагерях, политические и уголовные не разделяются. Это делается умышленно, чтобы отягчить положение политических и вести за ними беспрерывную слежку через растленных уголовников, которым за доносы сбавляется срок наказания. Уголовники составляют в тюрьмах сплоченную, привычную к условиям массу. Они – «хозяева» тюрем. Ограбления, кражи, избиения и оскорбления политических – повсеместно распространенные явления. Особенно тяжело духовенству.

Смертность на Соловках, по словам начальника санитарной части М. В. Фельдман (коммунистки, жены члена коллегии ОГПУ) превышала 25 % в год. Иначе говоря, все население каторги вымерло бы в четыре года, если бы не пополнялось беспрерывно.

* * *

Можно ли говорить о литературном творчестве узников и ссыльных?

Можно во все времена и при всех режимах, кроме коммунистического. Находясь в ссылке, писал Овидий; Марко Поло в страшной венецианской тюрьме[41] XIII в. составил свои записки; в тюрьме Сервантес написал бессмертного «Дон Кихота», Мильтон часть «Потерянного рая», Оскар Уайльд – «Тюремную балладу» и т. д.

В Императорской России писали и печатались во время пребывания в заключении чуть ли не все политические преступники от Новикова до… Ленина и Сталина!

Большинство декабристов оставили записки; некоторые из них, как, например записки Поджио, Якушкина носят характер длительной, спокойной литературной работы. Все документы этого рода без исключения говорят о полной, лишенной какого-либо давления извне, свободе мысли (Гернет, с. 88, 102, 105 и т. д.).

В дальнейшем свобода творчества, предоставленная заключенным, раздвигает рамки до предела и даже за его границы.

Комендант Петропавловской крепости в 1865 г. закупает для заключенных там нигилистов на 327 рублей (за счет казны) книг по их выбору. В списке Шлоссер, Устрялов, Соловьев, Костомаров, Бойль, Гумбольд… не говоря уже о том, что все присылаемые им книги допускаются без цензурных изъятий, как русские, так и иностранные (Гернет, с. 233).

Чернышевский, Писарев, Михайлов, Щелгунов пишут и сдают в печать свои писания с продуктивностью, превосходящей их работу на свободе и по качеству и по количеству.

Писарев написал в Алексеевском равелине и напечатал 25 своих лучших статей (Гернет, с. 227).

Шелгунов там же, за 6 месяцев написал 13 больших статей и перевел 123 листа истории Шлоссера (Гернет, с. 230).

Рекорд литературной продуктивности устанавливает Чернышевский. За 678 дней заключения в равелине им написано и сдано в печать 205 печатных листов (по 40.000 знаков). В среднем по десять с половиной листов в месяц. Среди этих работ: роман «Что делать», переводы двух томов Шлоссера, мемуаров Сен-Симона, истории Соединенных Штатов Неймана, сочинений Дж. Стюарта Милля и т. д. Как видим, подбор тем явно тенденциозен и направлен против государственного строя России. И все же – все было сдано в печать (Гернет

, с. 240).

Трудно подыскать параллель этим фактами в «свободном» СССР, где ежегодно попадают в опалу, в ссылку, или «ликвидируются» сотни работников искусства, печати и литературы, несмотря па доведенную ими до виртуозности приспособляемость, где душат и насилуют не только проявления свободной мысли, но и самую мысль, не высказанную, а еще заключенную в сознании человека; где для этого удушения применены все способы современной техники, все меры внушения, все силы огромного государственного аппарата.

* * *

С листков документов, написанных около ста лет тому назад в далекой Сибири, к нам, против воли самих авторов, доносятся правдивые слова о высоком, правильно понятом властью того времени, гуманизме эпохи, в которой великолепно расцвели такие явления русского духа, как Пушкин и Глинка, Лермонтов и Гоголь, Брюллов и Федотов, Пирогов и Буслаев: созрели юные в то время таланты Толстого, Достоевского, историка Соловьева, химика Менделеева, математика Лобачевского… и более 30 лет в Европе царили мир и порядок.

И это – «тюрьма народов»?

Многие из народов Европы, не говоря уже о России, позавидуют в наши дни этой «тюрьме».

«Наша страна»,

Буэнос-Айрес, 12 и 26 ноября и 10 декабря 1949 г.,

№ 31 с. 5; № 32 с. 5, № 33, с. 6.

Пятна на солнце

(грустный фельетон)