Ловец акул

Я постоянно чувствовал себя больным, горло у меня болело просто все время, но температура — не температура, берешь себя за яйца и валишь работать, как вол. А что там у тебя дерет, кто тебя дерет — это дело десятое.

В общем, демисезонка убивала меня быстрее, чем винт, и я все никак не мог собраться купить себе новую куртку, то проставлюсь китайцам, то деньги для мамочки с Юречкой, то себя как-то роскошно порадую, то Леха Кабульский придет экспроприировать кассу. И с курткой все никак не получалось, хотя, когда я привык к рынку, после бесконечной торговли мне начала сниться она. Приходила в самых разных образах: как я ее покупаю, продаю, надеваю, снимаю, даже ем.

В конце концов, я охреначился до температуры, и пора было что-то решать. И вот оставил я соседа, последить за моим товаром, и отправился искать себе курточку. Выбирать не планировал, думал по-быстрому отоварюсь, и опять в строй. От температуры глаза были горячие, как два угля, засунутые по какому-то недоразумению в мой череп.

Я остановился у первой же палатки, над которой увидел надпись (исполненную на традиционном картоне) "Куртки Зимние". Вперился в товар, шмыгнул носом.

— Мужчина, что ищем? — спросили меня, я повернулся и сразу влюбился. Ее звали Люси. И только так. Вообще она, конечно, была Людмилой и даже Карпенко, но все-таки звали ее Люси. У нее был нервный, всегда чуточку дрожащий голос, и лицо ангелочка, скорее из мультика, чем с какой-нибудь мудреной картины эпохи Возрождения. Большие глаза, круглый, бледно-розовый ротик, светлые локоны — все это в ней было таким марципаново-сладким, таким кукольно-нежным, что не хватало только пушистых, с цыплячьим пухом, крылышек за спиной.

Никогда я еще не видел таких милых телочек, таких волооких феечек.

И я сказал:

— Женщину, с которой хочу провести остаток жизни. Нашел уже, сколько стоит?

И она засмеялась, потому что в те времена все смеялись над такими шутками, которые почти что оскорбления.

Я сказал:

— А серьезно если, то куртку. У меня температура уже.

Я не был уверен, что эти две реплики, они в полной мере связаны друг с другом. Так что не стоило упускать возможность представиться:

— Меня вообще-то Вася зовут.

— Люси, — сказала она и протянула мне свой стаканчик с горячим чаем. И в этот момент я влюбился по-серьезу.

Я отпил немного, вернул ей стаканчик, но она покачала головой.

— Не надо, ты же, наверное, заразный. Пей сам. Ты покупать будешь или просто посмотреть?

На ней была такая смешная пушистая розовая шапка. Она вообще очень любила розовый, такой зефирно-розовый, и все пушистое — тоже. Даже лобок не брила. Но мне это вообще нравится, когда естественно все, как там у женщины должно быть.

Я даже взял у Люси самую дорогую куртку — просто чтобы ее порадовать. Телефончик тоже, конечно, взял.

Влюбился я в нее совсем-совсем и сразу, словно видел ее в какой-то детской книжке или типа того. Не знаю уж, что такого в ней было. Я где-то слышал, что любовь — это история, которая в тебе уже записана, ну, на подкорке там, или как-то так, что это все в детстве формируется в психике, родителями, там, и прочей шушерой, а потом встречаешь человека, который сыграет в твоей истории главную роль, он проходит кастинг, и вот вы экранизируете с ним любовь. То есть, и у мужика, и у девки должно совпасть там что-то. Не знаю уж, муть — не муть, но мне нравится. Так все как-то осмысленно. Ну и красиво даже.

Ну, в общем, вечером я ей звякнул. Сидел такой в общажном холле, прям перед кемарившим Пашкой, и накручивал провод на палец. Волновался, как пиздюк просто, еще и трубу никто не брал.

— Але! — услышал я бойкий девчачий голос. Люси он явно не принадлежал.

— Привет, — сказал я. — Люси дома?

— Ну, да, а кто ее спрашивает?

— Серийный убийца, — ответил я. — Ну что, дай ее сюда к телефону, а?

— Серийный убийца, — засмеялась девчонка. — Ладно, подожди. Эй, Люси, тебе звонит маньяк!

Я услышал раздраженный взвизг Люси, что-то в нем было поросячье, но оттого не менее потрясающее. Я тупо лыбился, тут Паша открыл глаза, посмотрел на меня, как на ебанутого. До меня только потом дошло, что Паша решил, будто я так улыбаюсь всеми (да не всеми, задних у меня не было) зубами ему.

— Але! — крикнула Люси. — Кто это звонит?

Голосом ее можно было, как камнем, огонь высекать.

— Вася, — сказал я. — Ну, на Рижском, помнишь? Ты мне куртку продала.

— Что не так с курткой? — спросила она устало.

— Это с тобой что не так? Думаешь, я такой телке буду звонить про куртку?

Она помолчала, потом засмеялась, звонко и все-таки как-то взвинчено.

— Тогда почему звонишь?

Ее тоже ко мне тянуло, такое всегда ж чувствуешь, не? Даже если не видишь, а все-таки чувствуешь, что как-то вот она к тебе с этим странным бабским вниманием, как-то льнет даже голосом.

Я, наверное, тоже прошел какой-то ее кастинг, потому что она не сказала, что занята, и трубку не положила.

— Что делаешь? — спросил я.

— Да так. Журнал листаю.

— Пойдем гулять.

— Слушай, я устала.

— И каждый день будешь уставать, а жизнь-то идет. Гулять пойдем!

— Да я бы с радостью, но голова раскалывается.