Ловец душ и навья невеста

– И не надо на меня так смотреть, – фыркнула она. – Хватит с тебя на сегодня воспоминаний.

– Эдмон – так звали твоего мужа? – спросил он.

– С чего ты взял? Так звали мою куклу.

– Дай угадаю, у него были зеленые глаза?

– Это не твое дело, Рихард, – ответила Карна. – Давай каждый из нас будет выполнять свою работу, а потом, когда ты пройдешь проверку, мы расстанемся, сохранив друг о друге теплые, насколько это возможно, воспоминания.

– Ты ведь и сама не хочешь уходить в монастырь, – заметил он, все так же не отрывая от нее взгляда.

– Если бы не хотела, то не согласилась бы на условия аббатисы, которые кажутся мне все более невыносимыми.

– Ты бы могла отправиться в другой монастырь, – сказал Рихард. – Кловерхолм – не единственное аббатство.

– Верно, но моя семья долгое время оказывала ему поддержку, и я думала, аббатиса Августина поймет…

– А она и поняла, – кивнул Рихард.

Полнотелая служанка, сама аппетитная, как пирожок, появилась из кухни, прервав их беседу, сноровисто расставила тарелки с закусками, бутыль вина, бокалы и зажгла свечу.

– Чего желаете, господин ловец? – спросила она, улыбнувшись, но глядя при этом куда угодно, только не на него.

Рихард вопросительно посмотрел на Карну, но она покачала головой.

– Благодарю, мы ужинали, – ответил он.

Служанка кивнула и ушла назад на кухню.

– Ты красишь губы, – сказал Рихард. – Разве монашки так делают?

– Просто чтобы не потрескались на ветру, – пояснила Карна. – У меня чувствительная кожа.

– Ты носишь украшения.

– А потом не буду.

– Ты с детства вбила в свою хорошенькую головку, что должна выйти замуж за Эдмона, и теперь не понимаешь, что тебе делать дальше.

Карна закатила глаза, взяла двумя пальцами поджаренный бутерброд с паштетом и осторожно его понюхала.

– Будто цирковую собачку забыли при переезде, но она продолжает прыгать через забор, хотя ни зрителей, ни дрессировщика нет, – продолжил Рихард. – Аплодисментов не будет. Цирк уехал. Никто не осудит, если ты продолжишь жить.

– Знаешь что, – процедила Карна, положив бутерброд назад на тарелку, и Рихард улыбнулся и откинулся на спинку. – Для начала сотри со своего лица эту гаденькую всезнающую ухмылку. Вот так посмотришь на тебя – можешь ведь сойти за нормального человека. Может, даже вхожего в приличное общество. Конечно, не благородного происхождения, но, к примеру, разбогатевшего на спекуляциях. По крайней мере, ты умеешь обращаться со столовыми приборами.

– Спасибо, что заметила, – любезно ответил он.

– Но стоит тебе открыть рот – все пропало, – продолжила Карна. – Наглый, невоспитанный, эгоистичный… При встрече с аббатисой я открою ей глаза.

– И что же такого ты ей расскажешь? – поинтересовался Рихард.

– Да хоть про жмыха под Кривым мостом. Он и вправду там сидит?

Рихард кивнул, взял бутерброд, забракованный Карной, и демонстративно запихнул себе в рот целиком.

– Отчего ты не убьешь его? – спросила она, глядя на него с легкой брезгливостью.

– Оттого, что мне за это никто не заплатит, – промычал он.

– Но ты ведь можешь?

– Конечно. Но я не благотворительная организация. И Августине о том известно.

– Тогда обсудим с ней твои налоговые махинации, – сказала Карна. – Вилмос Грох заплатил тебе двести шендеров. Интересно знать, сколько из них попадет в отчет.

– Часть денег была возвращенным долгом. Карточным. Это не декларируется.

– Врешь.

– Докажи.

– Тогда расскажу про твою аферу с собачкой, – прошептала Карна, склонившись над столом. – Ты лжец, Рихард.

– То ложь во благо, – ответил он и разлил по бокалам вино. – Попробуй вот эти грибочки в кляре. Тут, конечно, готовят не так вкусно, как тебя научили в Институте благородных девиц, но тоже вполне съедобно.

Карна отвела глаза и взяла вилку.

Когда они вышли из таверны, Рихард взял ее руку и положил себе на локоть. Карна не стала возражать. Хоть он и обладал редким талантом выводить ее из себя, но надо отдать ему должное – опереться на него можно. Они молча шагали по узким улочкам Рывни, и Карна подумала, что в пеших прогулках по ночам есть определенное очарование. Воздух был свеж, луна – как фонарь, а звезды, рассыпанные по небу, сверкали бриллиантами чистой воды.

– Да, у Эдмона были зеленые глаза, – сказала она вдруг. – Мы с ним были помолвлены с детства. Но монастырь – это не бзик балованной девочки и не прихоть. Я правда любила его.

– Это не значит, что ты не сможешь полюбить кого-то еще, – ответил ловец.

На следующее утро, когда Карна только-только успела привести себя в порядок и спуститься вниз, за Рихардом прислали экипаж.

– Велено доставить господина ловца немедля, – сообщил плечистый усатый мужик, окинув гостиную цепким взглядом. На Карне он задержался, а вот от Греты быстро отвел глаза. И не диво: на ней было вчерашнее платье с эффектом рвоты.

– А ты кто такой? – поинтересовалась служанка, выходя вперед.

– Личный слуга госпожи Мирабеллы Свон, – ответил тот.

– Личный слуга, – задумчиво повторила Грета. – Вот служанка – понятно: причесать может, одеть, в ванной подсобить. А какие обязанности у личного слуги?