Лу Саломе

Известный американский германист Бернгард Блюм в своей знаменитой речи в Сан-Франциско, посвящённой столетней годовщине со дня рождения поэта, сказал: «Если возможно приписать перелом в развитии Рильке одному человеку, то им была Лу Андреас-Саломе, вдохнувшая в него веру в себя, — ту веру, которая ему была столь необходима, — и не просто так, а потому что любила его… Когда весной 1897 года Рильке познакомился с Лу, он был не более чем амбициозным литературным импресарио, которому нечего было предъявить, кроме бесчисленной заурядной продукции, в лучшем случае — талант чисто формальный: вторичный, сентиментальный, без видимой силы, без идеи и подлинной философии. В то же время Лу превосходила Рильке, и не только по возрасту: необычайно интеллигентная, вполне освоившаяся в свете, в лучшем смысле слова опытная, обладающая связями, она оторвала Рильке от провинциального горизонта его начальных опытов».

Лу была совершенно непримиримой ко всему сентиментальному и заимствованному. Рильке же хотел стать для неё великим и, что бы там ни утверждали биографы, признавал её бесспорное превосходство.

Вначале Саломе считала главной проблемой Рильке недостаток технического мастерства, которое требуется для выразительной передачи впечатлений. Спустя некоторое время, уже после проникновения, углубления в его творчество, Лу начала верить, что проблема на самом деле в том, что нет художественной формы, достаточной для того, чтобы сполна выразить тот тончайший, глубиннейший пласт опыта, к которому Рильке имел доступ.

Рильке хотел предпринять перевод всего бытия в поэзию. Но, помимо этого подлинного и неподъёмного труда, он должен был любой ценой доказать своей семье, которая хотела видеть его офицером или юристом, что он поэт.

Рильке до конца его жизни будет сопровождать кошмар тех почти шести лет, которые он мальчишкой, по воле отца, провёл (с его впечатлительностью!) в атмосфере казарм низшей и высшей военных школ. Только благодаря плохому состоянию здоровья ему удалось оставить школу и вернуться в Прагу город, где он родился и который в силу многих причин также воспринимал как нечто чужеродное. Ребёнком Рене воспитывался в склочной семье, которая позже распалась совсем, среди тяжело скрываемой бедности, вопиюще культивирующей фальшивый достаток. Характер мальчика, его нервная система с детства были заложниками того блефа, который постоянно источался из семейных недр, а именно легенды об аристократическом происхождении.

На самом деле его предки не принадлежали ни к аристократам, ни к знати. Его отец вёл свой род от крестьян, а мать, Софья Энц, была дочерью купца. Свой брак она с самого начала считала ошибкой и мезальянсом и старалась жить отдельно от дома, в Вене. Смерть первой дочери окончательно углубила отчуждение в семье: мать, покинув сына и мужа, полностью ушла в некую экзальтированную религиозность. Потеряв надежду сделать сына военным, отец попытался принудить его к обучению торговому ремеслу, но и этот замысел провалился по причине неслыханного упорства юного Рене, бредившего поэзией. К моменту встречи с Лу он был автором трёх поэтических сборников — «Жизнь и песни», 1894, «Жертвы Ларам», 1895, и «Увенчанный магнолиями», 1897.

Рильке, известный позже как поэт строгой аскетичной формы и неслыханной самокритичности, бесконечно переписывавший и поправлявший свои труды, в юности буквально заваливал журналы плодами своего пера, большинство из которых он сам списал позже в небытие, никогда не включая их в свои сборники.