Лу Саломе

«В её объятиях было что-то странное, первородное, анархическое. Когда она смотрела на вас своими лучащимися голубыми глазами, она будто говорила: „Принять твоё семя будет для меня верхом блаженств“. У неё был огромный эротический аппетит. В любви она была безжалостна. Для неё не имело значения, имел ли мужчина другие связи. Она была совершенно аморальна и одновременно очень благочестива — вампир и дитя».

Пожалуй, можно было бы назвать Лу максималисткой в любви, выдвигающей к близости мужчины и женщины предельные требования на всех уровнях. С какими бы мужчинами ни сталкивала её судьба, Лу, строя отношения, всегда придерживалась характерного для неё почерка смыслом возникающей близости было взаимное возвращение к основам андрогинизма, духовной бисексуальности.

Понятие «андрогинизм» (от греческих слов andros — мужчина и gin — женщина) восходит ещё к Платону, который вкладывает в уста Аристофана миф про андрогинов — существ, которые, объединяя мужские и женские черты, угрожали власти олимпийских богов.

Для Платона андрогинизм это состояние целостности, которая даёт человеку богоподобные возможности. Потеря андрогинизма есть потеря богоподобия.

Лу пишет: «Присутствие мужественности в женщине и женственности в мужчине, которое наблюдается у всех нас, работает по-разному в каждом из индивидуальных случаев. Иногда это совершенно раскрепощает персону от того пола, к которому она принадлежит, и нарушает гармонию, хранимую самой сущностью его или её бытия, смывая клеймо женственности с женщины и феминизируя мужчину. Но только в тех людях, которые ориентированы постоянным присутствием своего партнёра внутри себя, наша психическая бисексуальность может стать плодотворной».

И здесь возникает живая нить переклички её идей с идеями Владимира Соловьёва, который считал абсолютной нормой человеческого бытия восстановление предсказанной ещё Платоном андрогинной целостности, в которой сливаются противоположности мужского и женского, физического и духовного, индивидуального и бесконечного.

Лу всегда развивала предельное духовное напряжение на пути к другой душе. Об этой её способности вспоминал Пол Бьер, тот её возлюбленный, которому суждено было ввести её в мир психоанализа:

«Сразу было видно, что Лу — необычная женщина. В ней чувствовалась искра гения. У неё был дар полностью погружаться в мужчину, которого она любила. Эта чрезвычайная сосредоточенность разжигала в её партнере некий духовный огонь. В моей долгой жизни я никогда не видел никого, кто понимал бы меня так быстро, так хорошо и полно, как Лу. Всё это дополнялось поразительной искренностью её экспрессии».

Лу даже выучила шведский, родной язык Бьера, чтобы глубже понимать его идеи. Они встретились в 1911 году в Швеции у её подруги, педагога-реформатора Эллен Кей. Бьер как раз работал над докладом по психоанализу, готовясь к конгрессу. Они разговорились, и в калейдоскопе духовных поисков Лу вдруг сложился новый узор. Она с внезапной остротой ощутила, какой горизонт могла бы предложить ей эта новая психология.