Лу Саломе

При всей мучительности своей агонии Фрейд никогда не проявлял ни малейшего признака нетерпения или раздражительности. Ещё за три дня до смерти он пытался читать «Шагреневую кожу» Бальзака и заметил: «Эта книга как раз для меня. В ней речь идёт о голодной смерти». До самой своей смерти он узнавал окружающих, и всё его поведение свидетельствовало о чётком осознании происходящего и принятии своей дальнейшей судьбы.

21 сентября 1939 года Фрейд сказал своему лечащему врачу: «Мой дорогой Шур, вы помните нашу первую беседу. Вы обещали мне не оставить меня, когда придёт моё время. Теперь всё это лишь пытка и больше не имеет смысла».

Музей Фрейда в Вене.

Шур пообещал, что даст ему успокаивающее средство. Поблагодарив, Фрейд через некоторое время добавил: «Поговорите с Анной и, если она не возражает, покончите с этим делом».

Его просьба была исполнена. На следующее утро Шур сделал первую подкожную инъекцию морфия, а через 12 часов повторил укол. Этой дозы наркотика оказалось достаточно для истощённого организма больного. По словам врача, «он вошёл в состояние комы и больше не проснулся».

Смерть наступила в 3 часа утра 23 сентября 1939 года.

Переход в вечность

Übergang in Ewigkeit

Going on to Eternity

Лу Саломе

Лу фон Саломе

Лу Андреас-Саломе

Lou Andreas-Salomé

12.02.1861 Петербург, Россия — 5.02.1937 Геттинген, Германия

Последние годы жизни Лу прошли в уединении. С приходом Гитлера к власти психоанализ преследуется как «еврейская сексуальная психология», и надо иметь гражданское мужество, чтобы осмелиться навестить психоаналитика. Научные труды Фрейда были сожжены как «еврейская порнография».

Элизабет Фёрстер, не забывавшая Лу до смерти, натравливала на неё нацистов, обвиняя её в извращении идей Ницше и в том, что она, якобы, «финская еврейка».

Гитлер уже был у власти, но ничего не боявшаяся Лу попыталась вступиться за своего великого друга. Будучи в гостях, она во всеуслышание назвала Элизабет «полоумной недоучкой», язвительно добавив, что Ницше был таким же фашистом, как его сестра красавицей.

Сравнение было достаточно убедительным. Испуганные гости переглянулись, а многие из них поспешили убраться от греха подальше.

А Лу добавила жару: «Эта лишившаяся рассудка страна будет с каждым днем всё больше нуждаться в таких, как я».

В своих записках 1934 года Лу отмечает, что не стоит и думать о том, чтобы опубликовать написанное, главное — определить свою позицию. Работа же «в стол» её не пугает.

«Она тихо вела в Геттингене загадочную жизнь Сивиллы нашего интеллектуального мира, — писал посетивший её на пороге семидесятилетия Виктор фон Вайцзеккер, основатель медицинской антропологии. — Эта удивительная женщина, — продолжал он, — ещё сохранила светло-русый цвет волос и гибкость подвижной фигуры, напоминающей молодое деревце. Она обладала способностью мягко и осторожно проницать человеческие души и не страдала мужеподобием погружённой в науку и преисполненной замыслов женщины. Редкий случай, когда человеку удалось глубоко постичь науку психоанализа и сохранить при этом собственную индивидуальность. Ни до, ни после я не встречал никого, кто мог бы сравниться в этом с Лу Андреас-Саломе».

Её навещали Анна Фрейд, психоаналитик Генрих Менг, писательница Гертруда Боймер.

Самым же близким человеком в последние годы стал Эрнст Пфайффер, который поначалу обратился к ней за консультацией.

Ему она рассказала мало-помалу всю свою жизнь, и из этих бесед родилась книга воспоминаний «Lebensruckblick». Это сложноконструированное слово не поддаётся буквальному переводу. Смысл его — «Ретроспективный взгляд на жизнь».

Эрнст Пфайффер.

Лу за работой, 1934.

Это её своеобразный амаркорд — «ностальгическое воспоминание о сладостных мгновениях». Пфайффер приведёт в порядок её наследие и после её смерти станет издателем и комментатором её трудов.

Сидя в геттингенском саду на солнышке и предаваясь воспоминаниям, она с улыбкой признавалась своим слушателям: «У меня в самом деле дела таковы, что я всё ещё любознательна, ведь в чудесном клубке жизни всё ещё есть что вязать, и при этом с неба порой сваливаются сюрпризы».