Лу Саломе

Лу был обещан соответствующий гонорар. Это был полугодичный изматывающий труд с пятью врачами и многими тяжелобольными, с подробнейшим лекционным потоком, но реформа марки практически свела на нет её гонорар. За один миллион марок в банкнотах давали одну новую марку. Лу оставалось утешаться только тем, что её усилиями была создана новая психоаналитическая клиника.

Она возвращается в Геттинген, где её усталости и болезням (из-за перенесённого гриппа она частично потеряла свои чудесные волосы и какое-то время должна была скрывать причёску под вязаным чепцом) противостоят две неизменные радости общение с Фрейдом и Рильке.

Её ждут присланные Райнером «Сонеты к Орфею» и «Дуинские элегии». 16 марта 1924 года она пишет ему:

«Милый Райнер, по истечении полугода я снова дома, в комнате, центр которой — твои две книги, завершённые, присланные, вплоть до голубых обложек полные воспоминаний. Я погружаюсь в них, и на смену нервной спешке — будто янтарь отдыхает в текущей воде».

Фрейду она рассказывает о тишине геттингенской жизни и о новой близости с Андреасом. Оба вдруг открыли, сколько им нужно рассказать друг другу, на что раньше никогда не хватало времени. Это открытие расстрогало и обрадовало Фрейда: «…так долговечно только подлинное».

Лу шутит, что вопреки старости становится всё более подверженной маленьким женским слабостям. Получив от Фрейда неожиданные пятьдесят долларов в октябре 1924-го, тяжелейшего для Андреасов в финансовом отношении года, она мчится за своими вылинявшими мехами к ганноверскому меховщику. Фрейду же пишет:

«Если снова буду в них красоваться — мне не хватало каждую зиму их лёгкого тепла — Вы виноваты в такой расточительности. Благодарю от всего сердца, что Вы предоставили мне повод для искушения. Хоть это и аморально, наибольшую радость мне всегда приносят мои грехи».

Когда Фрейд навещает её в Геттингене, она снова чувствует, что «несмотря ни на что, жизнь — чертовски великолепная штука».

Рильке тоже не позволяет Лу забыть о себе, прислав ей в подарок одиннадцать томов Пруста и настойчиво повторяя своё приглашение приехать и прожить целый год в его швейцарском Шато де Мюзо. Лу не исключала такой возможности, но она не сложилась, а в декабре 1926 года тяжело болевшего Рильке не стало.

Полгода спустя Лу написала свою «Райнер-книгу» это не столько воспоминания, сколько письмо к уже не живущему, попытка еще одного разговора с глазу на глаз, последнего «совместного пребывания». Она вновь и вновь перечитывает строчки, которые Рильке записал в её дневник, прощаясь с ней в Геттингене перед началом войны:

Надо умереть, ибо её знаю.Умереть от несказанного цветения улыбки.Умереть от её легких рук.Умереть перед Женщиной.

Зигмунд Фрейд в старости.

В 1928 году Лу в последний раз увидила Фрейда. Её сильно угнетало известие, что у Фрейда подтвердили рак челюсти.

Последняя их встреча произошла в Берлине, и несмотря на трудности, которые были у Фрейда с речью и слухом, общались они долгие часы. Лу спросила его, помнит ли он о разговоре, который имел место много лет назад, о том, как он решительно не принял её юношескую «Молитву к жизни»?