Лучше поздно!..

Тома начинал лучше узнавать свою дочь. Он с первого взгляда мог понять, хорошее у нее настроение или нет. Часто Тома сравнивал Эмму с собой в ее возрасте. У мальчиков и девочек все происходит по-разному, но он все же проводил параллель между тем, что ему было известно о себе, и тем, что он узнал о ней. С юности он плохо ладил с противоположным полом. Девушки его, конечно, интересовали, но он не понимал, чем может их привлечь. Его стиль жизни основывался не на обольщении, а на действии. Эмма, похоже, обладала способностью как к первому, так и ко второму. Она также была более спокойной и более решительной. Ему никогда не удавалось так четко выражать свои мысли. Он прекрасно помнил, что любой самоуверенный тип мог с легкостью разбить его аргументы, даже если объективно они были более существенными. Тома так и не научился с этим бороться. Он всегда терялся перед теми, кто умел красиво говорить. Ему было ненавистно все, что не было прямым, ясным и обоснованным. Наверное, именно поэтому он и бросил свои силы на решение вопросов жизни и смерти, куда пустомели свой нос не суют.

Когда он шел за своей дочерью, само ощущение ее присутствия придавало ему сил. Словно некая божественная энергия наполняла его. Словно Эмма вдохновляла его, пробуждая в нем все самое лучшее. Тома не считал свою дочь святой. Он не боготворил ее. Он просто ее любил. В ее присутствии он не был способен лгать и осмеливался размышлять о своей жизни. Он был более искренен с собой, поскольку испытывал меньше страха. Ведь «все зависит от нашего восприятия».

Тома думал о тех, кто так или иначе являлся частью его вселенной. Селин, Майкл, Кишан и его родные, сестра, Тео и Полин. Его жизнь состояла как из потерь, так и из неожиданных приобретений. Размышляя о пройденном пути, он неизменно возвращался мыслями к той, что находилась рядом, в паре метров и, не предпринимая ничего особенного, была в его глазах особенной. А он еще считал, что помогает ей, тогда как это она поддерживала его, и не подозревая об этом…

Независимо от темы и логики рассуждений, Тома неизменно приходил к выводу, что Эмма способнее его. Глядя на нее, пытаясь ее понять, помогая – пусть даже неумело, – он многое узнавал о самом себе и о жизни в целом. Дети часто так на нас действуют.

56

Дочитав письмо, Полин подняла глаза на Тома. Доктор нечасто видел ее такой растерянной, и сейчас был как раз такой случай. Лицо медсестры побледнело.

– Нет, каков мерзавец! – воскликнула она, сжимая руками лист бумаги так, словно это была шея бывшего директора.

– Не нужно мять документ, он нам еще пригодится. Мой предшественник действительно был образцовым управляющим…

– Нет, вы только послушайте! «Структура нежизнеспособна и крайне убыточна. Расходы на содержание каждого постояльца могут быть снижены вдвое при условии их пребывания в классическом доме престарелых большей вместимости». И этот напыщенный индюк рекомендует закрыть наше учреждение и перераспределить постояльцев! Да его не гриппом надо было заражать, а бубонной чумой!

– Успокойтесь, Полин, они ничего не сделают, не посоветовавшись с нами, а у меня имеется в запасе несколько аргументов. Он составил отчет о проделанной работе уже больше месяца назад, а они только сейчас подтвердили его получение. Я немного знаю систему. Скорее всего, они проведут проверку, но, учитывая медлительность наших служб, у нас еще есть время.

– Завидую вашему спокойствию. Не знаю, как вам это удается.

– Я многие годы жил бок о бок с людьми, которые не знали, от чего умрут – от жажды, от болезни, от голода или от пули: это помогает ко многому относиться философски.

– Обожаю, когда вы так говорите. У меня мурашки по спине бегут. Вы мой герой. Не хватает только скрипок, играющих на фоне заката, и американских флагов, развевающихся на ветру, – и я разрыдаюсь, целуя ваши старые ботинки. Но все равно, какой же подлец! Урод чертов! Ему плевать, что речь идет о живых людях.

– Лучше, чтобы наши постояльцы об этом не знали. Это их только встревожит понапрасну.

– Полностью с вами согласна.

Доктор сунул письмо в ящик письменного стола и сменил тему:

– Когда вы вошли, вы хотели меня о чем-то попросить…

– Это не так просто, особенно после того, что вы мне сообщили. К тому же это личное…

Тома заинтересованно поднял бровь:

– И все же я вас слушаю…

– Мне нужна ваша помощь. Но не буду вам лгать, затея безумная.

– Вы меня заинтриговали. Зная, до какой степени безумия нужно дойти, чтобы вы согласились это признать, мне не терпится все услышать.

– Вы что, смеетесь надо мной?

– Разве благородный герой способен насмехаться над отчаянием женщины?

– Дело касается Тео. Может быть, к нему вы проявите больше жалости, чем ко мне…

Заметив, что медсестра действительно обеспокоена, доктор отбросил шутливый тон:

– Вы очень нервничаете. Рассказывайте.

– Завтра меня вызывает к себе директриса его школы.

– И чем я могу вам помочь? Хотите, чтобы я присутствовал?

– Дело в том, что она попросила прийти родителей Тео…

– И?