Луна команчей

Они находились в пути всего четыре дня, когда мнение уже было высказано — майор Фитерстонхо начал постигать неприятные знания о засушливости западного Техаса. Майор был патологически чистоплотен. Он не выносил грязного белья или пыли на лице и опрометчиво опустошил свою флягу к концу второго дня, часто смачивая свой платок, чтобы стереть пыль с лица. Хотя Огастес и не встревал с замечаниями, он был удивлен. Едва майор вытирал лицо, как пыльная буря или маленький вихрь проносились сквозь отряд и снова покрывали его пылью. Теперь, с нетерпением ожидая, когда закипит кофе, он, казалось, не склонен был вступать в какие-либо разговоры. Огастес подозревал, что предложение перекинуться в карты не будет принято с восторгом.

— Как вы полагаете, насколько далеко вперед ушел отряд капитана Колла? — спросил майор на следующее утро, потягивая кофе.

— Не могу сказать точно, майор, — ответил Огастес. — Мы тихоходная часть этого каравана.

— Мы проехали хорошее расстояние от того форта, сэр, — сказал майор. — Почему вы считаете, что мы тихоходные?

— Потому что мы все еще останавливаемся на ночь и спим, — сообщил Огастес. — Сон, как правило, замедляет движение, если вы не спите на своем седле, и мистер Гуднайт — единственный из нас, кто умеет вздремнуть в седле. Колл не спит по ночам, как и Гуднайт и Знаменитая Обувь. Я думаю, что некоторые люди с ними так устали, они готовы пожертвовать скальпами, только бы получить возможность хорошо выспаться.

Майора Фитерстонхо, казалось, не убедили эти слова, или просто не заинтересовали.

— Самое время сейчас раздать сливы, — сказал он. — Мы не должны забывать о сливах, капитан.

Майор Хайрам Фитерстонхо был последовательным сторонником эффективности слив для обеспечения регулярности работы кишечника подчиненных на марше. Один из вьючных мулов нес на спине два больших мешка слив. Невзирая ни на что, майор настаивал, чтобы Дитс каждое утро развязывал один из мешков, и он сам раздавал сливы. Он лично вручал каждому человеку в отряде шесть слив. Такое количество слив, определенное им путем некоторых экспериментов, гарантировало чистое опорожнение членов отряда на марше.

— Теперь сливы, джентльмены, — сказал майор, оживленно проходя мимо людей. — Чистое опорожнение теперь, чистое опорожнение.

Огастес последним получил свою утреннюю порцию и, выждав, пока майор повернется спиной, швырнул ее обратно в мешок. Он не настаивал, чтобы рейнджеры поедали сливы, но также и не убеждал их выбрасывать.

— Мы можем добраться до того места на равнинах, где сливы принесут огромную пользу, — сказал он. — Просто подождите, когда майор отвернется, и сложите их в мешок.

Пи Ай люто ненавидел сливы. Он неосторожно съел одну в первое утро и не мог избавиться от оскомины целый день.

— На каком дереве растет слива? — спросил он.

— На вермонтском дереве, я полагаю, — ответил Огастес. — Майор говорит, что вырос на сливах.

— Вот почему он никогда не улыбается, — сказал Пи Ай. — Они, вероятно, сводят ему рот так, что он не может растянуть его в улыбке.

— Или, может быть, ему просто особенно нечему улыбаться, — заметил Огастес. — Он находится в Техасе, который не любит, пытается сосчитать индейцев, которых не может найти, а когда действительно их найдет, то не сможет их отшлепать.

Покинув лагерь, рейнджеры уже час ехали под интенсивным северным ветром. Далекие горизонты были быстро размыты, не осталось никаких горизонтов, просто неслась желтоватая пыль. Рейнджеры завязали своими шейными платками лица, но у солдат платков не было, и жгучая пыль засыпала им лица. Ветер, кружившийся по огромным пространствам, завывал в их ушах, нервируя некоторых солдат-новичков, никогда не бывавших под сильным северным ветром на равнинах. Завывания ветра создавали у новобранцев впечатление, что они окружены волками или другими животными.

Рейнджеры рассказывали им много историй о пытках команчей, но ничего не говорили о ветрах, которые выли как животные.

— В такой день, как этот, хорошо, что майор не улыбается, — сказал Пи Ай Джейку. — Если бы улыбнулся, то просто наелся бы песка.

Днем ветер, который вначале был просто сильным, превратился в бурю. Все труднее было заставить лошадей преодолевать его. Кроме того, начала понижаться температура. Огастес попытался убедить майора Фитерстонхо в целесообразности остановки, пока «северянин» не утихнет.

— Этот ветер не будет дуть долго, майор, — сказал он. — Нам надо найти убежище в одном из этих оврагов и переждать его. Здесь опасно ехать, когда вы не видите, куда едете. Мы можем сорваться с обрыва.

Майор Фитерстонхо остался равнодушным к совету. Выступив, он предпочитал не останавливаться, пока дневной марш не завершится, невзирая на неблагоприятные погодные условия.

— Мне и не надо видеть, куда я еду, капитан, — ответил он. — У меня есть компас. Я часто советуюсь с ним. Могу вас уверить, что мы движемся на север, прямо на север.