Лунатики

Вряд ли, чтобы мальчик Николас проводил много времени, следя за пристанями на реке, ведь он был рожден среди толстых, дающих убежище стен, где, защищенные подъемными мостами и рвом с водой, были возведены патрицианские дома с остроконечными крышами и узкими фасадами, сгрудившиеся между собором и монастырем, ратушей и школой. Это беднота и чернь жила за пределами покрытых трещинами стен, среди верфей, пристаней и складов, в шуме и вони окрестных мастерских: тележников и колесников, кузнецов, пушкарей, солеваров и варщиков селитры, самогонщиков и пивоваров.

Возможно, Андреас, старший брат, который был в большей степени проказником и бездельником, обожал шататься по улицам и на реке, надеясь стать пиратом; но вот Николас всегда побаивался, и так было всю его жизнь, каких-либо приключений, во всех смыслах этого слова, за пределами городских стен. Возможно, с самых ранних лет он осознал тот факт, что является сыном богатого патриция и члена магистрата Торуни: одного из тех процветающих торговцев, чьи корабли всего лишь одно или два поколения до этого начали бороздить моря, добираясь до Брюгге и Скандинавии. Теперь же, когда богатство их города клонилось к упадку, они все больше заявляли о собственной значимости, делаясь важными, надутыми и ультра-патрицианскими. Николас Коппернигк – старший прибыл в Торунь из Кракова в средине XV века, он занимался оптовой торговлей медью, семейным делом, от которого Коппернигки и взяли свое имя ("коппер", "копфер" = медь). Во всяком случае, так это предполагалось, поскольку все, связанное с предками каноника Коппернигка, окутано той же тайной и неуверенностью, которыми он сам прикрывался в течение своей земной жизни. Историчность личностей той эпохи можно выстраивать лишь по документам, письмам или анекдотам – а вот этих осталось крайне мало.

Относительно отца нам, по крайней мере, известно, откуда он прибыл, и что он владел виноградником на городских окраинах, так же, что он умер в 1484 году, когда Николасу было десять лет. Относительно же матери, урожденной Барбары Ватцельроде, нам не известно ничего, кроме имени; мы не знаем ни когда она родилась, ни когда обвенчалась; даже дату ее смерти ни в каких документах найти не удалось. И это тем более удивительно, что фрау Барбара была родом из непростой семьи: ее брат, Лукас Ватцельроде[125]

, стал епископом и правителем Вармии. От жизни дяди Лукаса и даже тетки, Кристины Ватцельроде, осталось множество документов; а вот Барбара, мать гения, затерялась, словно бы затмилась тенью, отбрасываемой ее сыном.

Из всего детства и отрочества, вплоть до восемнадцати лет, нам известно только одно событие – зато это событие повлияло на всю последующую жизнь. После смерти Коппернигка – старшего, заботу о Николасе, его брате и двух сестрах взял на себя дядя Лукас, будущий епископ. Мы не знаем, жила ли к этому времени их мать; в любом случае, ее след теряется, мы уже не видим ее на картинке (как будто бы ее там никогда и не было); и с этого момента Лукас Ватцельроде играет роль отца и опекуна, работодателя и мецената Николаса Коппернигка. Эти отношения были интенсивными и тесными, они длились до самого конца жизни епископа; и эти отношения некий Лаврентий Корвинус, городской писарь и торуньский рифмоплет, сравнивал с отношениями между Энеем и верным Ахатом[126]

.

Епископ, на двадцать шесть лет старше Николаса, был личностью сильной и вспыльчивой, гордой и мрачной; автократ и задира, не терпевший каких-либо возражений, никогда не прислушивающийся к мнению других людей, он никогда не смеялся, так что никто его не любил. Тем не менее, это был бесстрашный и нестандартный человек, невосприимчивый к злословию и судивший о других по своему уму. Его исторической заслугой была беспощадная война против Тевтонских рыцарей, подготовка к возможному роспуску самого Ордена – анахронического остатка крестовых походов, дегенерировавшего в банду разбойников и насильников. Один из последних Великих Мастеров Тевтонского Ордена называл епископа Лукаса "дьяволом в людском обличье"; в хрониках Ордена отмечено, что рыцари ежедневно молились о смерти Ватцельроде. Им пришлось ждать до того момента, когда тому исполнилось шестьдесят пять лет; но когда смерть настигла энергичного епископа, она была результатом настолько скоротечной и подозрительной болезни, что многие предполагали, что дело здесь в отравлении.