Лунные кружева, серебряные нити

За занавешенным окошком ещё виднелось заходящее солнце, а меня уже дико клонило в сон от всей этой суеты. Я нашла в своём сундуке ночную рубашку и расстелила постель. Уже закрыла глаза и начала засыпать, как скрипнула тяжёлая дверь, и ввалился Данияр:

— Обожаю, когда у тебя глазки светятся! Кошечка ты моя!

Он бросил на стул рубаху и полез под одеяло.

— Эй-эй! Полегче! Поищи себе другое место, это уже занято! — столкнула я его ногами с кровати.

— А мне где спать?

— Я откуда знаю? На полу или в бане, например. Ты совсем чужой человек для меня, неужели не понятно?

Он вздохнул, зажёг свечу и сел за стол, извлекая из ящика потрёпанный фолиант.

— Сказки на ночь? — ехидно поинтересовалась я.

— Почти. Случайно на любопытную лекцию попал, лектор из Галтии преподаёт.

— Ясно. Так ты студент?

— Уже давно нет. Не мешай, спи давай.

Я обхватила колени и села на кровати, рассматривая симпатичного широкоплечего брюнета и покусывая уголок одеяла. Один интересный вопрос не давал мне покоя:

— Данияр… А скажи, у нас с тобой что-нибудь было?

— А иди ты…

— Не злись. Просто скажи правду.

— Знаешь что, милая? Я не собираюсь каждый раз, когда ты отшибёшь себе память, заново с тобой знакомиться и получать по морде! Поищи-ка другого дурачка!

— Ха! Да меня один парень, Гастомысл из Вышкова, даже замуж звал!

Данияр вскочил с места и, на ходу с грохотом опрокидывая стул, выскочил на улицу, громко хлопнув дверью.

Ну и ладно. Я задула свечи и улеглась спать. Первый раз за те несколько дней, что я себя помню, спала я спокойно и без сновидений.

Рано утром я уже успела одеться и заплести волосы, как «потеря» вернулась самостоятельно.

— О, здравствуй! ¬— потянулась я.

Данияр ничего не ответил и прошёл в кухню. Я последовала за ним:

— Где ночевал-то?

Он продолжал меня игнорировать, извлекая из корзины и выкладывая на стол молоко, мёд и пышные булочки.

— Ты чего обиделся? Представь себя на моём месте. Всех ты видишь впервые и …

— Что у тебя с ним было?

— С кем?

— С тем Гастомыслом из Вышкова?

— А-а, вон ты из-за чего… Он просто подвёз меня на телеге до города. И всё. Это шутки у меня такие.

Я решила, что ему не стоит знать о том, что я ночевала у Гастомысла на сеновале, да еще и с братом. А то долго придётся всё объяснять и оправдываться.

— Вот за меня выходить ты совсем не торопишься и кольцо не носишь.

— Какое еще кольцо?

— Которое в шкатулке красного дерева лежит. Без дела.

— Так мы и жениться собирались?

— Представь себе. Только потом ты решила, что официальная церемония состоится тогда, когда мы карьеры сделаем и дом свой купим. Короче, поженимся, когда ты станешь старой каргой.

— Во-первых, когда я стану каргой, с тебя не то что труха, а песок будет сыпаться. А во-вторых, я что-нибудь говорила насчёт неофициальной церемонии?

— Лада! Да мы уж год, как вместе живём! Узнают твои родители — убьют. А меня вообще четвертуют и закопают!

— Не сердись. Раз уж такое дело, давай я на правах жены тебе чего-нибудь сварю или постираю, ну, или заштопаю.

— Да ты хоть для начала головушку свою вылечи, — он постучал костяшками пальцев по моей голове, но я не обиделась.

Когда Данияр ушёл в поисках работы, ко мне с визитом заявилась хозяйка, распахнув без стука дверь.

— Так-так, — услышала я в сенях писклявый голос, раздумывая о лунном серебре и заодно шинкуя капусту.

— А я-то думаю: Данияр ушёл, а в хате кто-то хозяйничает. Дым вон из трубы валит, — продолжала «общение» седая сухопарая женщина в узком сером платье. — А вы, собственно, кто?

— А я, собственно, его невеста. А вы кто?

— А я — тутошняя хозяйка. Что-то не припомню, чтобы он о вас рассказывал… Так вы, «невеста», здесь надолго? Или на ночь-две? Просто надо знать, какую плату брать — за одного или за двоих?

— Знаете что, дамочка? — отложила я в сторону нож. — А пошли бы вы отсюда вон и не совали свой длинный нос в чужие дела, пока я своему кузену, Чаславу Бежицкому, не пожаловалась, что вы налоги в городскую казну не платите от сдачи жилья!

Она захлопала блеклыми глазами и попятилась к выходу.

— И в следующий раз стучитесь перед тем, как войти, как делают все воспитанные люди! — крикнула я вслед.

К вечеру Данияр вернулся домой и выложил на стол бумажные кулёчки с леденцами и засахаренными орешками.

— А это тебе хозяйка наша передала, — сказал он, ставя корзину с грушами и выкладывая гуся. — Уже и познакомиться успели?

— Да, было дело… Мой руки, садись за стол.

— А ты готовить не разучилась?

— К сожалению, нет. Слушай, Данияр, а Белава мне никаких рецептов не передавала?

— Нет, только слова.

— А как к ней в дом пробраться? Ты сможешь доски оторвать?

— Смогу, если ночью, чтоб никто не видел. Да только мы ничего не отыщем. Там уже обыски проводили — ничего не нашли.

— Значит, не там искали. А кто ещё может знать, где взять это лунное серебро?

— Ну, наверное, такие же оракулы, как и ты. Но ты сама говорила, что вас на всю краину было пять. А теперь, пожалуй, ни одной.

— Так где же нам их искать? Разве что в той Обители, где меня воспитывали? Ты часом не знаешь, где это?