Лунные кружева, серебряные нити

— Мне очень нужно покинуть этот город неузнанной, и чем быстрее — тем лучше, — не выпускала я его руки.

— Ладно, входите, — Тэодор поозирался по сторонам, взъерошил соломенные волосы и приоткрыл дверь. Зажёг свечи в бронзовом канделябре и повёл нас вверх по скрипучей лестнице, освещая себе путь. Когда мы оказались в тесной комнате, он закрыл дверь на засов и поставил канделябр на стол, приглашая нас усесться в плетёные кресла.

— А с глазами что, почему светятся?

— Не знаю.

— И давно?

— Всегда.

— Так ты, выходит, та девушка, которую разыскивает стража?

— Выходит, да.

— И за что, если не секрет?

— Часлава она обидела, а он такого не прощает. Вот мы и в Вышков собираемся, подальше, — вмешался Данияр, не дав мне открыть рот.

Тэодор ставил на стол кувшин и глиняные чарки.

— То-то моя мать от родичей из Примостня вчера возвращалась, сказывала, что все входы-выходы стражниками охраняются. Всех проверяют, а женщин заставляют оголить шею на предмет клейма какого-то.

— Они знают, что я в городе, — с ужасом посмотрела я на Данияра.

— И знают, что никуда не денешься, — добавил Тэодор. — Потому что город прочёсывают с собаками, в нескольких кварталах уже обыскали все дома, с подвала до чердака. И до вашей гончарной слободки вот-вот доберутся.

Данияр взял меня за руку, и я сжала его ладонь:

— Нужно срочно убираться.

— Да уж, поторопитесь. Тем, кто приютил преступницу, тоже не поздоровиться, — Тэодор угрюмо посмотрел в мою сторону.

— Прости, я не хочу подставлять тебя. Но скажи, как думаешь, в таком виде меня можно принять за парня и выпустить из города?

— У меня есть идея получше. Мы сейчас спустимся в аптеку, я нарисую на тебе красные пятна, и стражники даже не захотят приближаться к больному незнамо чем, заразному мальчишке.

— А ты нам лошадь не одолжишь?

— Так и быть, из города вывезу. Но дальше — сами. Так что из вещей берите только самое необходимое.

Забыв о полном кувшине и перейдя от слов к делу, Тэодор разрисовал мне лицо, руки и шею красно-бурой, неприятно пахнущей жидкостью. Мы договорились, что он заедет за нами на рассвете.

Нашу одежду я связала в два тюка, деньги же и прочие мелочи рассовали по карманам. Ложиться спать я боялась, чтобы не прозевать рассвет и не размазать «боевую раскраску», поэтому было решено прилечь в одежде, даже не разуваясь. И, как только моя голова коснулась подушки, я тут же провалилась в сон.

На этот раз мне снилось море, безбрежное, спокойное и величественное. Я плавно покачивалась на волнах, слышала скрип корабельных снастей и глухие удары волн о борт. И маяк, красивый, белокаменный, освещённый ярким полуденным солнцем. Когда я открыла глаза и увидела склонившегося надо мной Данияра, то всё ещё ощущала сильную качку и подступающую дурноту.

— Вставай, уже светает, я тебе чай мятный сделал.

— Не буду я, и так мутит, — я приподнялась и села на кровати. — А почему ты не сказал Тэодору всю правду? Ты ему не доверяешь?

— Нет, почему же. Просто так ему будет спокойнее. Да и нам тоже. Если вдруг его схватят и будут пытать, он и в самом деле будет не в курсе событий, — Данияр улыбнулся, но мне было не до смеха.

Вскоре явился Тэодрор. Оставив плату за жильё на кухонном столе, Данияр взвалил два небольших тюка на телегу, на них же уложил и меня, для пущей надёжности натянув мне на нос шляпу и укрыв курткой.

— Н-но, пошла, — Тэодор тронул вожжи, и лошадка мерно зашагала по еще не успевшей запылиться улице.

Лёжа на боку и поджав ноги, я разглядывала милые плетёные заборчики и ухоженные огороды, надеясь, что сегодня мы покинем этот лицемерный негостеприимный город.

Подъехав к городским воротам, мы стали. Один из стражников, с арбалетом наперевес, приблизился к нам, второй осматривал кладь на телеге.

— Куда и зачем?

— Я — Тэодор, сын Янислава-аптекаря, знаете, наверное. А эти двое — родичи наши из Вышкова. Припёрлись вчера и зелья у отца просят, да лекаря кликать. Один вон, весь в плямах, чуть не помирает (я замычала, закрывая пятнистыми руками лицо), И второй вона чешется уже (судя по тому, как затряслась телега, я поняла, что Данияр очень усердно чешется). — А отец сказал, что нам в городе заразы всякой не надобно, и зелий таковых у него не имеется. Вот, велел их обратно отвезти, пускай в Вышкове своём лечатся.

— Это правильно, — стражник посторонился. — А сам-то не боишься?

— Боюсь, а что делать? На улице-то не бросишь — родичи всё-таки. Хоть за город вывезу, а там и сами доковыляют.

— Ну, давай, езжай уже.

Телега снова затряслась по неровной каменной мостовой. Ещё немного — и мы выехали из города. Лошадь перешла на рысь, поднимая позади повозки клубы пыли. Встать я пока не решалась и ждала, когда город скроется из виду.

— Спасибо. Дальше мы сами, — услышала я вскоре голос Данияра.

Остановившись у лесочка, мы сняли поклажу и стали прощаться.

— И что дальше? — поинтересовалась я, когда Тэодор скрылся за поворотом.

— Дальше — в Сторожинец, домой. Только Тэодор нас совсем в другую сторону вёз, к Вышкову.

— Значит, теперь возвращаться придётся? И снова мимо Старброда?

Данияр кивнул головой, взял наши вещи и зашагал, я засеменила следом.