Лунные кружева, серебряные нити

— Слишком далеко. Да и нечасто в ту степь ездят, чтоб в попутчики набиваться. Ну, слепые и хромые нам точно ни к чему. Старичок Ветер? Не знаю. Вдруг копыта по дороге отбросит? Инея нам тоже не нужно — еще мало на свете пожили. Остаётся Котлета и Жемчуг.

— Давай с ними познакомимся поближе. Я подозреваю, что Войтех сильно преувеличивает их недостатки.

Роскошный Жемчуг был о себе столь высокого мнения, что сладить с ним было непросто. Вздымая высоко голову, он абсолютно не слушался седока. Своевольный жеребец пытался сделать всё по — своему: хочу — иду, хочу — стою, а захочу, так и на дыбы встану. Пару раз он сбросил Данияра, пыхтя и взбрыкивая копытами, словно танцуя на месте.

— Данияр! Хватит! — ухватила я его за рукав. — Убьёшься!

— Если бы его объездить и обучить, как следует — отличный бы скакун получился, — сожалел Данияр, отдышавшись и отряхивая с одежды песок. — Возможно, помогут в управлении развязки и шпрунт, чтобы не давать ему свободы движений, удила с мундштуком, шпоры, в конце концов. Да только жалко его, пусть хозяин сам экспериментирует.

— Данияр, давай лучше Котлетой займёмся, а?

Войтех на очень длинном поводе вывел песочного цвета кобылу с чёрными ногами, гривой и хвостом. По пути она догоняла его, поднимая губу и обнажая крупные зубы, тогда Войтех прибавлял скорости, стараясь держать дистанцию и находиться подальше от её угрожающей морды. Одевать уздечку она не слишком жаждала, от моих прикосновений тоже была не в восторге, но в остальном Котлетина оказалась вполне адекватной лошадью. Пусть немного с характером, но без особых подозрительных выкрутасов. Я проехалась на ней шагом пару кругов, даже без седла! Данияр, правда, не отпускал чомбур, стоя посреди левады, но всё равно — заметное продвижение!

— Ну, как Котлету делить будем? — поинтересовалась я, спешившись.

— Забирай всю, мне не жалко. На одной Котлете вдвоём далеко не уедешь. Придётся с пугливым познакомиться. Войтех, мы тебе ещё не надоели?

— Нисколько, даже позабавили, — Войтех сидел верхом на изгороди, уничтожая одну за одной груши и болтая ногами.

Когда Данияр вывел пугливого жеребца, я поняла, почему его зовут Иней: на тёмной, почти чёрной шкуре были словно разбрызганы мелкие, как зерно, белые пятнышки по спине, бокам и гибкой крепкой шее. Иней показал себя с лучшей стороны. Конь, как конь, только не слишком сообразительный, немного медлительный и рассеянный. Но ведь нужно время, чтобы лошадь и всадник научились доверять и понимать друг друга.

— Это он сейчас такой герой, пока родные стены видит, — пытался предупредить Войтех. — Как за ворота выйдет — начнёт метаться в разные стороны.

— Тащи сюда шоры, — заявил Данияр.

— Чего?

— Шоры на глаза. Будет видеть лишь то, что впереди делается.

— Я не дурак, знаю, что такое шоры. Я спрашиваю, чего выдумал? Мы только на коней договаривались, а не на сбрую.

— Да брось ты, на кой они нам без упряжи сдались? Лада, собирайся, мы уходим.

Хитрый расчёт сработал.

— Стойте. Ладно, убедили. Поищу что-нибудь завалящее, — Войтех недовольно поморщился.

— Старое и изношенное не неси, — не соглашался Данияр. — Не очень хочется на дороге вместе с седлом потеряться.

— Вымогатели, — пробурчал парень, но послушно поплёлся в сбруйную.

Олехно, пользуясь отсутствием виконта, остался еще погостить у брата. А мы вывели лошадей через маленькую боковую калитку, и Данияр помог мне снова взобраться на Котлетину. Мы с ней не спеша потрусили в направлении города, следом — Иней, видя перед собой только мерно покачивающийся круп подруги и соседки по деннику — и этот знакомый зад успокаивал его трусливое сердце и грел конскую душу. А я, быть может, сама о том не подозревая, грела душу Данияра.

Сидеть, свесив обе ноги на левый бок Котлеты, было жутко неудобно, но усесться в седле удобнее мешало длинное узкое платье. Я крутилась и так, и этак, и, наконец, нашла выход из положения, просто подняв подол чуть выше колен. Теперь, обняв ногами Котлету, можно было и устроиться, тем более широкий тракт прямо-таки располагал к этому.

— Их-ха! — лягнула я кобылку обеими ногами. Она обернулась, насколько смогла, недовольно клацнула зубами, но всё же, задрав хвост, пустилась в галоп.

Не знаю, последовал ли моему примеру Данияр, из-за клубившейся позади пыли было трудно что-либо рассмотреть. Несясь во весь опор, я приподнялась в седле, упираясь ногами в стремена и наслаждаясь свистом ветра в ушах. Грива Котлетины развевалась на ветру и щекотала мне лицо.

Вдруг я заметила выскочившего из кустов человека, размахивающего поленом. Сначала я хотела приподдать, приняв его за разбойника. Но одумавшись и решив, что человеку, возможно, требуется помощь, я потихоньку замедлила лошадь, остановившись прямо у перекрёстка.

— Здравия желаю, — ко мне приблизился мужчина с берёзовым поленом наперевес, сующий мне в лицо начищенную медную бляшку.

— И вам не хворать, — в растерянности ответила я.

— В чём дело? Почему нарушаем?

— В каком смысле?

— Скорость почему превысили? Для кого знак установлен «На этом участке дороги пускаться в галоп запрещается»?