На въезде в «Терень» у такой же возвышающейся стелы собрался пёстро разодетый народ. Приблизившись, мы без труда определили, что это свадьба. Галдящая толпа окружала светящуюся от счастья румяную невесту в красном бархатном платье до щиколотки и белом кружевном переднике. Из-под платья выглядывали забавные деревянные башмаки и пухленькие ножки в белых чулках. Её тёмно-русые волосы были аккуратно заплетены и украшены крупными белыми цветами. Плотный круглолицый жених в коротком бархатном жилете, белой рубахе и узких панталонах от смущения теребил в руках фетровую шляпу с парой соколиных перьев, то одевая, то снова сдёргивая её, и неуклюже переступал с ноги на ногу, стуча по каменной мостовой высокими каблуками грубых квадратных башмаков. Поравнявшись с шумящей толпой, заполонившей дорогу, Иней занервничал и отказался двигаться дальше, пришлось спешиться и попытаться провести лошадей мимо.
— Опа! Повезло! — от толпы отделился разодетый парень с белой розой за ухом и бросился нам на встречу. — Добрый знак! Сильно торопитесь?
— Допустим, — я сразу заподозрила подвох.
— Одолжите-ка лошадок, — он и не думал меня слушать, вырывая из моих рук уздечку. — Мы скоренько, молодых до поселища довезём, чтоб житьё-бытьё лёгким было, и дальше себе поедете! — и крикнул, обращаясь к друзьям-подружкам: — Коней сыскал! Айда обряжать!
С десяток хохочущих девушек обступили лошадей и, не обращая внимания на нас, вздрагивающего всем телом Инея и клацающую зубами Котлету, принялись втыкать цветы и ленты во все легко и труднодоступные места, пока бедные животные не стали похожи на свадебные торты.
Я с удивлением наблюдала за происходящим на моих глазах свадебным обрядом. Молодых поставили лицом друг к дружке и принялись обматывать верёвкой, желая никогда не разлучаться, затем стали водить вокруг них хоровод, распевая различные пожелания на манер весёлых песенок, иногда не очень приличных. После этого молодожёны самостоятельно выбрались из повязанной верёвки и протянули связанные лентами руки. Одна из девушек, худенькая курносая хохотушка с яркими цветами в распущенных волосах, разрезала связывающую их ленту так, что на их руках остались только браслеты. Обрезанные концы этой ленты были с поклоном завязаны на каменной стеле.
— Этот каменный столб предназначен для свадеб? — поинтересовалась я у курносой, догнав её.
— Не обязательно, — пожала она плечами. — Так уж было заведено у наших предков, еще до того, как сюда пришли мистагоги. Наши старожилы и сейчас оставляют тут подношения, прося удачи в делах, в дороге или охоте.
— А почему? Что эти камни символизируют?
— Да откуда я знаю? — рассмеялась она и приколола к моим волосам алую розу. — Надо, значит — надо! — затем взяла нас с Данияром под руки и потащила вслед за процессией.
Дружки жениха вели лошадей, девушки всю дорогу с песнями рассыпали перед ними зерно, мы же лениво тащились следом.
Молодых довезли до самого дома, украшенного цветочными гирляндами. На заборе также развевались яркие ленты, чтобы всем было понятно, где проходит торжество.
Жених спрыгнул с Инея сам. А визжащую, вцепившуюся в гриву Котлеты невесту, пришлось снимать всем миром, на глазах у изумлённой публики, разглядывая нижние юбки и ленты на чулках. Мстительная Котлета напоследок откусила добрую половину венка с её головы, на что потерпевшая невеста отреагировала пронзительным визгом. Я не стала ругать невоспитанную кобылицу, поцеловала в морду нервного Инея, обошла, поставила ногу в стремя и уже подняла вторую, как чьи-то руки схватили меня и стянули вниз.
— Вы куда это намерились? Живо во двор, все уже собрались! — держал меня за локоть один из дружков жениха.
— Спасибо, но мы торопимся.
— Ничего не знаю! Никаких гвоздей! Кто с чьей стороны, мне всё равно, проходите, не задерживайте!
Нас с Данияром потащили во двор, чересчур радостно подталкивая в спину.
В украшенном зеленью широком дворе с одной стороны стояли накрытые разномастными скатёрками столы, а с другой — нестройными рядами располагались стулья, лавки, табуреты и скамейки, наполовину занятые гостями. На лужайке из плетёных ветвей была организована арка, увитая лентами, цветами и серебристыми колокольчиками.
Как только из дома вышел высокий мужчина с каштановыми волнистыми волосами и небольшой бородкой, облачённый в синее, расшитое серебряными звёздами одеяние, шум и суета сразу стихли. И наши молодожёны поспешили к арке, навстречу местному служителю неба.
Мистагог долго распинался по поводу тяжких времён, необходимости служения своей краине и долга перед королём и отечеством. Затем рассказывал длинную нудную историю о том, как отец-небо взял в жёны мать-землю, и теперь они связаны и неразлучны, и как крепок их союз, чего и вам желаем, и прочее в том же духе. Пару раз он отвлекался на иные нравоучения, указывая поселянам, какую часть урожая необходимо жертвовать Мистагогии. И, наконец, завершил свою длинную речь тем, что всё-таки объявил заждавшихся и зевающих молодых мужем и женой. Те, в свою очередь, обменялись простенькими оловянными колечками и чмокнулись.