Лунные кружева, серебряные нити

— Что еще за писуха? — мигом поднялся Данияр.

— Так писаря нашего жёнка. Писарь ещё той зимой приказал долго жить, а перья, чернила да листочки всякие жёнке оставил.

— Лучше б, подлец, денег оставил, — вздохнула «писуха».

— Так я вот чего надумала, дочка, — продолжала старушка, — совету твоего решила послушаться, вставай, будам жалабу писать.

— Пусть она пишет, — кивнула я головой. — Не зря же она писуха.

— Так мужик ёй тока чернила оставил, а писать-то не оставил. Напиши, чего тебе стоит?

Я поднялась и села за стол, на котором уже лежало подготовленное перо и пергамент.

— Что писать-то?

— Пиши, — начала диктовать бабуля, — дражайший король!

«Его Высочеству Высокочтимому Галтийскому Королю», — настрочила я…

— К тебе обращаемся, ибо куда ещё, не ведаем….

«На Вас возлагаем все свои надежды, как на справедливого нашего заступника», — чирикала я за ней.

— Накажи паскудника этого, собачьего сына, Нариманта Плюшку, нет мочи терпеть оглоеда проклятого….

«Мы, Ваши поданные, жители поселища «Курилесье», доводим до Вашего сведения, что хозяин здешний, именуемый Наримантом Плюшкой, нарушает все Ваши законы и ведёт себя неподобающим для дворянина образом…»

— Уток и гусей истребляет, изверг, поля конями вытаптуит, — бабуля загибала пальцы, — дебоширит почём зря, девок портит, чтоб ему отсохло, и прочее и прочее…

«Только на Вас одна надежда, как на нашего Гаранта справедливости, да прославится в веках имя Ваше», — закончила я и присыпала письмо песочком.

— Теперь нужно подписи собрать, — добавил, стоя надо мной, Данияр и вручил письмо «писухе». — Все дома обойдите, пусть каждый подпишется.

Изумлённая женщина взяла лист из его рук и вышла за дверь.

— Ну, а мы собираться будем.

— Куда? А письмо? — спохватилась старушка.

— Так я уже написала.

— А завезти? Всё одно — в Вышеград путь держите.

— Подождите, мы так не договаривались!

— А кому везти, бабе старой? Тю! Меня и близко не подпустят! А ты — панна знатная, видная. Тебе и карты в руки.

— Ладно, — ответил вместо меня Данияр, — отдадим в приёмную или в ратушу, а там пускай сами разбираются.

Спорить я не стала.

Письмо вернулось не скоро. Пока Данияр седлал лошадей, я даже заскучала, сидя у окошка и положив на руку подбородок.

Наконец, писуха принесла письмо, обратная сторона которого была в «подписях»: именах, закорючках и крестиках.

Выехав за ворота, мы направились в сторону главного тракта. Но, не доехав до развилки, услышали позади стук копыт. Я обернулась. Нас нагонял парень на запряжённой вороным телеге, поднимая позади рыжими клубами пыль.

— Эй! — кричал он. — Погодите! И я с вами!

— Это что за пассажир, и на кой он нам сдался? — Данияр развернул Инея.

— Здрасьте, я тож в Вышеград, с вами-то повеселее будет! — нагнав нас, парень расплылся в довольной улыбке.

— Очень кстати, — Данияр тронул ногами бока Инея, и тот послушно затрусил вперёд.

Я сделала то же самое, но Котлета была другого мнения, подходя ближе к вороному, разглядывая и обнюхивая его. Я сильнее дёрнула поводья:

— Фу! Отставить! Шагом марш в город!

— Кажется, мой Агат ей по нраву, — констатировал парень.

— Безумно рада, — я всё же заставила строптивую кобылицу шевелить копытами в сторону тракта.

Парень не отставал, гремя своей телегой на всех кочках и выбоинах и болтая без умолку. Звали его Ростик, вёз он в Вышеград горшки с мёдом, рассказывая попутно об отцовской пасеке, о преимуществах липового мёда, да об особенностях соломенных ульев.

— А младший Плюшка мёд у вас не забирает? А то все на него жалуются, — не замедлила я поинтересоваться.

— Да приезжал тем летом, медовухи требовал. Так я ему такого зелья в неё подмешал, что он сутки из кустов не вылезал! С тех пор к нам на подворье — ни ногой.

— И мести не боишься?

Ростик хмыкнул и покачал головой.

— А почему ж тогда у вас вчера комендантский час был? Все по домам сидели и носу не показывали?

— Не знаю, может, кто и сидел. Я с отцом дрова рубил, Озара, сестра моя, корову во дворе доила.

— Так ведь девушки в первую очередь прячутся, чтоб Плюшка коварный их к себе не увёз.

— Ой, насмешила! Никого он не увозит.

— А хозяйка наша жаловалась.

— Приличные девчата, как Озара наша, вечером дома сидят, ткут да вышивают. А очередь из беспутных сама к нему выстраивается. Каждая хочет в поместье хозяйкой стать. Да никого Плюшка в жёны не берёт. Вот и выдумывают: «Не виноватая я, он сам пришёл»… абы языками молоть.

— А посевы топчет? Гусей стреляет?

— Всяко бывает. В прошлым годе с дружками какие-то крутёлки огненные запускал, да сено людям пожёг, дурачина.

— Слушай, Ростик, раз уж ты всё равно в город едешь, может, сам письмо завезёшь? И объяснишь всё на словах?

— Это можно.

Я вытащила из-за пазухи свёрнутый лист пергамента и протянула ему:

— Не знаю, где король ваш находится, но где ратуша — покажу.

— Лады, завезу. Только не верю, что поможет. Король ему пригрозит пальчиком, да всё это без толку. У меня другая идея есть, получше. Когда он Куролесье покинет, я возьму, да и поместье старое подожгу. Негде будет ему дебоширить, перестанет приезжать.

— За это могут и под суд…