Лунные кружева, серебряные нити

— Это же на пользу дела. Главное, верить в своё высокое предназначение, и всё получится!

Солнце уже пряталось за горизонт, отбрасывая последние багряные лучи, когда мы добрались до развилки. Той самой, где топтались несколько дней назад, пропуская медлительного пастушка с его стадом. Это поселище лежало немного в стороне от тракта, и разбитая копытами бурёнок дорожка петляла, то поднимаясь, то падая с холма.

На покосившейся вехе две предыдущих надписи были выжжены, третья гласила «Курибамбук». Название мне не понравилось, но ночевать в поле или лесочке мне не нравилось ещё больше. Я в раздумье глянула на Данияра и тронула поводья. Котлета лениво поплелась к поселищу.

Несмотря на то, что до ночи было ещё далеко, жизнь в нём совсем затихла, будто вымерли все. На улице не было ни одной живой души, никто не гремел вёдрами у колодцев, не возился у дома в саду. Ставни в домах были наглухо закрыты, ворота заперты. Только лаяли собаки, да бродили, прижимаясь к заборам, кошки, приступая к своей ночной жизни.

Данияр постучал в чьи-то покосившиеся ворота. Ответа не последовало. Я постучала в ворота через дорогу. Тишина.

— Может, здесь всех мор выкосил? — спрыгнула я с лошади. — Не поселище, а призрак какой-то.

— Давай еще попробуем, не возвращаться же.

Мы брели по пустынной улочке, ведя за собой лошадей и пытаясь достучаться хоть в какой-нибудь домишко.

— Смотри! — указал Данияр на окошко старого дома. — Свет!

Через трещины в рассохшихся ставнях просвечивали мягкие отблески пламени. Данияр запрыгнул в маленький палисадник и смело забарабанил в окно.

— Нет никого! — раздался скрипучий старушечий голос.

— А кто говорит?

— Домовик, — после недолгой паузы послышался ответ.

Я приблизилась к окну:

— Любезный пан Домовик, окажи услугу, не оставь бедную девушку мёрзнуть ночью на улице. Я заплачу?.

В окошке показалось тонкое сморщенное лицо. Как следует, рассмотрев нас, бабуля зашаркала к двери.

— Кто такие будете? — высунула она длинный нос.

— Мы из Златоселища едем в Вышеград, пустите переночевать.

— И чего ж вас, детки, сюда занесло? — незлобно бурчала она, открывая скрипучие ворота и пропуская нас внутрь. — Лошадок в сарай ведите, там и сено есть, — бабуля повертела головой и заперла ворота на все засовы.

В хате оказался еще и дедуля, настороженно рассматривающий нас из-за ширмы.

— Это путники, ночлег ищут, — пояснила ему старушка.

— Ась? — высунул он ухо, поворачиваясь к нам.

— Не бойся, говорю! Вылазяй, старый!

— У вас так отчаянно чужаков боятся? — удивилась я, складывая вещи на лавку.

— Не-а, дочка, своих…

— Это почему?

— Садися, расскажу, — она налила в глиняные миски кислого молока и отломила краюхи тёмного хлеба.

Я достала из сумки свёрток со вчерашним сливовым пирогом и присела за грубо сколоченный стол.

— Так что же у вас стряслось? — не отставала я. — От кого прячетесь?

— А счаса-ка расскажу. Поселищем нашим, Курилесьем, кагдысь покойный пан Плюшка владел…

— Так мы другое название видели, «Курибамбук» вроде.

— Ета счаса-ка. А раней Курилесьем звалося. Так вот. Генрик Плюшка добрым был гаспадаром. Он нас не чап ал, мы — яго. А сын евоный, Наримант, в ту пору в Вышеграде учился, да потомака и службу нёс. А када стал сюды наведываться, дык поселище сразу Куролесьем окрестили. Куролесил тут, почём зря. А када пан старый памёр, так энтот злыдень молодой поселище в «Курибамбук», незнамо какой, переименовал, и улицы таксама. И живём мы таперича на Халвичной улице, а внуки наши — на Пахлавичной. Али не дурак?

— Нигде не встречала таких названий…

— Так нихто их не стречал. Это младший Плюшка по краинам заморским наплавался, вот и дурью мается. Наведывается он сюды редко, пару раз за лето, хвала небесам. Да как заявится с дружками — гвалт поднимают на всё поселище — орут, пьют, гуляют, гусей стреляют, скотину на жаркое отбирают, рожь конями топчут, да девок портят.

— Ясно. Сейчас ваш злыдень здесь, поэтому все и попрятались.

— Так и есть. Холера его бери.

— И много у него дружков? — поинтересовался Данияр.

— Так кто их знает, не считал никто.

— Но вас-то явно больше. Проучите его.

— Данияр, кому что, а у тебя только одни методы, — перебила я его. — А жаловаться не пробовали?

— Тю! Кому? — удивилась бабка, округляя водянистые глаза.

— Да хоть самому королю! Пусть порядок наводит и своих подданных строит.

— У него и так делов хватает. Будет он ещё гусями заниматься.

— Как знаете, — пожала я плечами, — дело ваше.

Нам постелили старые одеяла на жёстком дощатом полу, но на сегодняшний день я была рада и этому. Всё-таки дальние дороги, костры и отсутствие удобств — это не для меня. Уверена, что Данияр тоже вымотался, только у него не имелось привычки жаловаться, и мне оставалось лишь брать с него пример.

Открыв утречком глаза, я увидела склонившуюся надо мной незнакомую женщину.

— Вот и нет, сегодня у меня выходной, никого лечить не буду! — сразу отрезала я.

— Чевой-то она? — обернулась женщина к нашей хозяйке. — Али приснилось чаво?

— Так вы не лечиться? — села я на полу, стягивая с Данияра одеяло.

Старушка подошла ближе:

— Ета писуха пришла, я её покликала.