Лунный камень

— Что сдлалъ-то? сказалъ мистеръ Франклинъ;- а вотъ что онъ сдлалъ. Онъ приложилъ къ письму полковника безцнную способность, называемую здравымъ смысломъ. Все дло, по его мннію, было просто нелпо. Блуждая по Индіи, полковникъ гд-нибудь подцпилъ дрянненькій хрустальчикъ, принятый имъ за алмазъ. Что же касается до опасенія убійцъ и до предосторожностей въ защиту своей жизни вмст съ кусочкомъ этого хрусталя, такъ нын девятнадцатое столтіе, и человку въ здравомъ ум стоитъ только обратиться къ полиціи. Полковникъ съ давнихъ поръ завдомо употреблялъ опіумъ; и если единственнымъ средствомъ достать т цнные документы, которыми онъ владлъ, было признаніе опіатнаго призрака за дйствительный фактъ, то отецъ мой охотно готовъ былъ принять возложенную на него смшную отвтственность, — тмъ боле охотно, что она не влекла за собой никакихъ личныхъ хлопотъ. Итакъ алмазъ, вмст съ запечатанными предписаніями, очутился въ кладовой его банкира, а письма полковника, періодически увдомлявшія о бытности его въ живыхъ, получались и вскрывалась адвокатомъ, повреннымъ моего отца. На одинъ разсудительный человкъ, въ такомъ положеніи, не смотрлъ бы на дло съ иной точки зрнія. На свт, Бетереджъ, намъ только то и кажется вроятнымъ, что согласно съ вашею ветошною опытностью; и мы вримъ въ романъ, лишь прочтя его въ газетахъ.

Мн стало ясно, что мистеръ Франклинъ считалъ отцовское мнніе о полковник поспшнымъ и ошибочнымъ.

— А сами вы, сэръ, какого мннія объ этомъ дл? спросилъ я.

— Дайте сперва кончить исторію полковника, сказалъ мистеръ Франклинъ; — въ ум Англичанина, Бетереджъ, забавно отсутствіе системы; и вопросъ вашъ, старый дружище, можетъ служитъ этому примромъ. Какъ только мы перестаемъ длать машины, мы (по уму, разумется) величайшіе неряхи въ мір.

«Вонъ оно, подумалъ я, — заморское-то воспитаніе! Это онъ во Франціи, надо быть, выучился зубоскальству надъ вами.»

Мистеръ Франклинъ отыскалъ прерванную нить разказа и продолжалъ.

— Отецъ мой получалъ бумаги, въ которыхъ нуждался, и съ той поры боле не видалъ шурина. Годъ за годъ, въ условленные дни получалось отъ полковника условленное письмо и распечатывалось адвокатомъ. Я видлъ цлую кучу этихъ писемъ, написанныхъ въ одной и той же краткой, дловой форм выраженій: «Сэръ, это удостовритъ васъ, что я все еще нахожусь въ живыхъ. Пусть алмазъ остается попрежнему. Джонъ Гернкасль.» Вотъ все, что онъ писалъ, и получалось это аккуратно къ назначенному дню; а мсяцевъ шесть или восемь тому назадъ въ первый разъ измнилась форма письма. Теперь вышло: «Сэръ, говорятъ, я умираю. Прізжайте и помогите мн сдлать завщаніе.» Адвокатъ похалъ и нашелъ его въ маленькой, подгородной вилл, окруженной принадлежащею къ ней землей, гд полковникъ проживалъ въ уединеніи, съ тхъ поръ какъ покинулъ Индію. Для компаніи онъ держалъ котовъ, собакъ и птицъ, но ни единой души человческой, кром одной фигуры, ежедневно являвшейся для присмотра за домохозяйствомъ, и доктора у постели. Завщаніе было весьма просто. Полковникъ растратилъ большую часть состоянія на химическія изслдованія. Завщаніе начиналось и оканчивалось тремя пунктами, которые онъ продиктовалъ съ постели, вполн владя умственными способностями. Первый пунктъ обезпечивалъ содержаніе и уходъ его животнымъ. Вторымъ основывалась каедра опытной химіи въ одномъ изъ сверныхъ университетовъ. Третьимъ завщался Лунный камень въ подарокъ племянниц, ко дню ея рожденія, съ тмъ условіемъ, что отецъ мой будетъ душеприкащикомъ. Сначала отецъ отказался. Однако, пораздумавъ еще разокъ, уступилъ, частію будучи увренъ, что эта обязанность не вовлечетъ его ни въ какія хлопоты, частію по намеку, сдланному адвокатомъ въ интерес Рахили, что алмазъ все-таки можетъ имть нкоторую цнность.

— Не говорилъ ли полковникъ, сэръ, спросилъ я, — почему онъ завщалъ алмазъ именно миссъ Рахили?