Колокольчики купались в лучах солнца, пробивающихся сквозь густые кроны деревьев. Дикий чеснок пах запеченной слизью. И отчаянно пели дрозды — пели так, словно молчание равносильно смерти. Вообще, мне кажется, что пение птиц — это мысли леса. Это так же восхитительно, как классическая музыка, — и я хотел сказать об этом Морану, но не мог — мы, мальчишки не можем говорить «восхитительно», потому что так говорят только педики.
Верховая тропа сузилась. Я пропустил Морана вперед, мой план был прост: если случится что-то плохое, он будет служить мне живым щитом. (из книги «Полководец» я почерпнул много полезного — особенно то, что касается техники выживания).
Моран остановился так резко, что я просто врезался в него.
Он приложил палец к губам. Чуть дальше по тропе мы заметили странного, красномордого мужика в бирюзовом халате. Его окружал темный, словно живой, шевелящийся, жужжащий ореол — это были пчелы!
— Что он делает? — Прошептал Моран.
«Молится», — чуть не сказал я.
— Понятия не имею.
— Это пчелы! Целый рой пчел вокруг него! Там улей, на дереве, видишь?
Я не видел.
— Думаешь, он пчеловод?
Моран долго не отвечал.
Наш «пчеловод» не носил специальной сетчатой маски, и пчелы просто ползали по его лицу и халату. Даже смотреть на него было жутко — мне казалось, что по мне теперь тоже ползают сотни фантомных пчел. Он был наголо бритый, лысина покрыта шрамами. На ногах — рваные тапки.
— Не знаю. Как думаешь, он заметит, если мы просто тихо проскочим мимо?
— Думаю, да. Ты посмотри, это ж сколько пчел. — Я вспомнил один фильм ужасов — там тоже были пчелы.
Недалеко от того места, где мы стояли, была еще одна тропа — она была поменьше и шла в обход пчело-человека. Мы с Мораном переглянулись и кивнули друг другу. Моран пошел первым, хотя на этот раз это уже не выглядело так смело: идти первым легко, когда опасность за спиной.
Дорога пару раз вильнула, мы шли дальше. Вдруг Моран обернулся и прошипел:
— Слышишь?
Что это: пчелы? Шаги?
Они приближались!
Мы побежали со всех ног, прорываясь сквозь листву и колючие кусты.
Мы забились в какую-то болотистую канаву, скрытую зарослями плюща и белой омелы, слишком измотанные, чтобы бежать дальше. Мне не нравилось наше укрытие — если незнакомец поймает нас здесь и задушит, ему даже не надо будет думать о том, как спрятать тела — ведь мы и так практически в могиле. Мы замерли, прислушиваясь, пытаясь понять — гонится ли кто-нибудь вообще за нами. Довольно сложно слушать что-то, когда ты запыхался, и у тебя одышка.
Гудения не было. Пчелы не преследовали нас, «пчело-человек» — тоже.
Быть может, это сам лес пугал нас — просто ради развлечения.
Моран шмыгнул носом и сглотнул.
— Кажись, оторвались.
— Похоже, что так. Но где верховая тропа?
Мы протиснулись сквозь заросший мхом забор в том месте, где не хватало одной штакетины. Жухлый газон под ногами был изрыт кротовыми норами. Огромное, тихое поместье с башнями по периметру располагалось на склоне холма. Заходящее солнце растворялось в мутной воде пруда. Мухи — целая туча мух — они, как угорелые, кружили над прудом. Раскидистые деревья почти закрывали собой сгнившую сцену. Мы увидели старые столы на террасе, а на столах — кувшины, оранжевые и желтые, наполненные апельсиновым и лимонным соком. Подул ветер, и я увидел, как нагнулась и упала стопка бумажных стаканов. Стаканы покатились по газону в нашу сторону. И ни души.
Ни души.
— Господи. Я бы все отдал за стакан сока. — Сказал Моран.
— Я тоже. Тут, похоже, что-то праздновали. Праздник весны или типа того.
— Да, но где все?
Во рту у меня пересохло, появился солоноватый привкус.
— Может, они еще не начали? Время не пришло? Давай просто выпьем соку. Если кто-то заметит нас, мы сделаем вид, что все равно собирались заплатить. Я не думаю, что с нас возьмут больше чем пенни. Ну, максимум, 5 пенни.
Морану не понравился мой план, но он все равно сказал:
— Окей.
Мы изнывали от жажды.
— Ну, пойдем.
Пчелы, тихо жужжа, летали над лугом.
— Как-то тихо тут. — Слишком громко сказал Моран.
— Угу.
И все таки — куда все делись? Играют в прятки в лесу? Почему я не вижу никаких следов жизни?
В окнах поместья мы не могли разглядеть ничего, кроме наших отражений. В кувшинах с апельсиновым соком уже успели утопиться сотни муравьев, поэтому мы решил выпить лимонного. Моран держал бумажные стаканы, пока я разливал напиток. Кувшин весил целую тонну, и пока я наливал, кубики льда звенели внутри него. Моя рука онемела от холода, пока я разливал напиток. Существуют сотни историй о том, как что-то плохое случилось с героями, которые пытались поесть или попить в неизвестном месте.
— Твое здоровье. — Мы чокнулись и выпили.
Сок холодной влажной струей проник в мое горло и дальше по пищеводу, — ах, как вкусно!