Теперь уже Галтиери пытается усадить нас за стол переговоров, но Мэгги сказала ему, что согласна обсудить с ним только одно — 502-ую резолюцию Совета Безопасности ООН, то есть безоговорочный вывод аргентинских войск с Фолклендских островов. Какой-то аргентинский дипломат в Нью-Йорке до сих пор твердит о том, что «Белграно», мол, был вне Зоны Отчуждения, и что Британия «больше не правит морями», и что она уже «уморила» всех своим «правлением». В «Дэйли мэйл» написали, что это типично для Аргентинских бумагомарак — каламбурить каждый раз, когда речь идет о жизни и смерти; и еще — что Аргентинцам стоило хорошенько подумать до того, как они водрузили свой идиотский бело-голубой флаг на территории нашей суверенной колонии. И я согласен с «Дэйли мэйл». Еще они пишут, что Леопольдо Галтиери вторгся на Фолклендские острова с одной лишь целью — отвлечь внимание от проблем в его собственной стране, где людей подвергают пыткам, убивают и сбрасывают с вертолетов в море. В «Дэйли мэйл» написали, что ура-патриотизм — это последнее убежище подлеца. «Дэйли мэйл» во всем правы, как и Маргарет Тэтчер. Англичане сейчас чувствуют моральный подъем. Люди стоят в многокилометровых очередях в больницах, чтобы сдать кровь. Мистер Уитлок на уроке биологии рассказал нам историю о двух патриотичных мальчишках, которые на велосипедах доехали до Ворчестерской больницы, чтобы сдать кровь (все знали, что он говорит о Гилберте Суинярде и Пите Рэдмарли). Но у них ничего не вышло — медсестра заявила, что они слишком молоды. И мистер Уитлок написал письмо Майклу Спайсеру, — члену Парламента, — письмо, в котором жаловался на то, что сынам Британии не позволяют внести свой вклад в общее дело будущей победы. Это письмо уже опубликовал «Малвернский вестник».
Ник Юи теперь купается в отблесках славы своего брата, Тома. Ник сказал, что «Шеффилду» просто не повезло. Наши системы противоракетной обороны теперь усовершенствованы и легко перехватят все «Экзосеты». А это значит, что мы скоро победим, и вернем себе острова. Газета «Sun» объявила конкурс — они платят 100 фунтов за лучшую анти-аргентинскую шутку. Я не умею придумывать шутки, но я веду свой «военный альбом» — вырезаю посвященные войне заголовки из газет и журналов. У Нила Броуса тоже есть такой альбом. Он считает, что подобная вещь будет стоить миллионы через двадцать-тридцать лет, когда Фолклендская война попадет в учебники Истории. Но все это волнение никогда не покроется и пылью и не сгинет в архивах и библиотеках. Ни за что. Я уверен, что люди всегда будут помнить о войне за Фолклендские острова — пока не погаснет Солнце.
Когда я вернулся из школы, мама сидела за столом на кухне, обложенная банковскими бумагами. Отцовский огнестойкий футляр для документов был вскрыт. Остановившись в дверном проеме, я спросил, хорошо ли она провела день.
— Не то что бы очень уж «хорошо». — Сказала она, не поднимая глаз от калькулятора. — Но это было настоящее откровение.
— Это хорошо. — С сомнением сказал я. Я съел лишь пару крекеров и запил их черничной газировкой. Есть было нечего — Джулия сегодня весь день дома готовится к экзаменам, и она уже опустошила холодильник, съела все пироги. Жадина.
— Что ты делаешь, мам?
— Катаюсь на скейтборде, разве не видно?
Мне следовало пойти к себе, но я зачем-то спросил:
— А что на ужин?
— Жаба.
Ненавижу ее сарказм. Я ведь всего лишь хотел поговорить.
— А разве не папа обычно занимается всей этой бумажной работой?
— Да. — Мама наконец-то посмотрела на меня. — И твоего отца ждет приятный сюрприз, когда он вернется. — В ее голосе было что-то гадкое. Мои внутренности завязались узлом, и я до сих пор не могу развязать их.
Уж лучше бы на ужин была «жаба» — это всяко вкуснее, чем консервированная морковь, тушеная фасоль и фрикадельки в собственном соку. В итоге на тарелке — оранжево-коричневая жижа. Мама очень хорошо готовит, но лишь в те дни, когда приезжают родственники. А сегодня все еще хуже: думаю, она устроила итальянскую забастовку, и будет травить нас консервами до тех пор, пока не получит свой сад камней. Но отца так легко не возьмешь, он съел свою порцию и сказал, что «это было восхитительно». Он даже не пытался скрыть сарказм. И мама тоже: «я очень рада, что тебе понравилось, дорогой», — сказала она (то, что мои родители говорят друг другу в последнее время, и то, что они имеют в виду — это совершенно разные вещи. Даже простые слова вежливости в их устах звучат, как отравленные). На десерт — яблочный пудинг. Сиропом я нарисовал на тарелке тропу — это была дорога наших пехотинцев. Я провел их сложным и извилистым путем, через заснеженную вершину заварного крема на пудинге — к победе в битве при Порте Стэнли.