— Да, в католическом детском доме. От обычного он отличался большим количеством Иисусов и меньшим количеством еды. Но это было терпимо, во всяком случае, непоправимого урона моему здоровью это не нанесло.
Я перестал жевать.
— Извини.
— Не стоит. — Дэнни, похоже, рассказывал эту историю уже миллиард раз. — Я не стыжусь этого. Почему ты должен?
На этом месте Джулия, мама и вообще любой вежливый человек постарался бы сменить тему… но не я:
— А с твоими родителями случилось что-то плохое?
— Угу, они встретили друг друга. Передай кетчуп, пожаулйста. Они живы, здоровы и до сих пор живут на полную катушку — по отдельности — насколько я знаю, но так даже лучше. Эксперименты с приемными родителями окончились для меня неудачно. Я был, что называется, «вздорным ребенком». И в конце концов на меня махнули рукой и оставили на воспитание в Иезуитском Братстве.
— Это что такое?
— Иезуиты? Почтенный религиозный орден. Монахи.
— Монахи?
— Да, настоящие, живые монахи. Они владели детским домом. Люди, напрочь лишенные чувства юмора, но зато отменные учителя. Многие ребята из нашего приюта учились так хорошо, что получили университетскую стипендию. Нас кормили, одевали, о нас заботились. У нас было Рождество, к нам приходил Санта. Вечеринки по большим праздникам тоже бывали. Это было не самое плохое место на свете, во всяком случае я могу назвать десятки мест, где точно было бы хуже: Бангладеш, Момбаса или Лима или еще пятьсот городов с трущобами. Сиротство — это лучшая школа жизни: мы научились самостоятельно заботиться о себе, импровизировать, никогда не верить на слово… и еще многим другим полезным в бизнесе вещам. Поэтому нет смысла ныть, вскинув руки к небу: «Почему я?»
— И ты никогда не хотел встретить своих настоящих родителей?
— А ты не из тех, кто ходит вокруг да около, а? — Дэнни закинул руки за голову. — Родители. Ирландские законы не очень дружелюбны, но мне все же удалось однажды выяснить, что мои биологические родители живут в Слайго. Они владеют каким-то гламурным отелем, или типа того. Однажды, когда я был примерно твоего возраста, я вбил себе в голову, что должен поехать туда и найти их. Но дальше Лимерика я так и не доехал.
— А что случилось в Лимерике?
— Гром, молния, град. Самый жуткий шторм в истории. Автобус не мог ехать дальше, потому что прямо у нас на пути рухнул мост. К утру солнце встало, ко мне вернулся здравый смысл, и я решил вернуться обратно к Иезуитам.
— У тебя были проблемы из-за этого?
— Нет, с чего бы? Это ж приют, а не тюрьма.
— И что? И все?
— Угу. Все. — Дэнни поставил вилку вертикально на большой палец. — Если мы в чем-то и нуждаемся — мы, в смысле, сироты — если нам чего-то и не хватает, так это фотографий. Фотографий людей, похожих на нас. Ты можешь победить любой соблазн, но не этот. Вот увидишь, в один прекрасный день я доеду до Слайго с одной лишь целью — сделать фотографии. А если у меня не хватит духу подойти к ним, я сделаю несколько снимков с дистанции с помощью мощного объектива. Но такие дела не терпят спешки. Зрелость, Джейсон, это когда ты понимаешь, что всему свое время. Еще креветок с чесночным соусом?
— Нет, спасибо. — Пока Дэнни говорил, мне в голову пришла идея. — Поможешь мне купить воздушного змея? — Спросил я.
Стажеры «Гренландии» словно колонизировали фойе отеля «Экскалибур». Они сменили деловые костюмы на одежду попроще — треники и затертые майки. Увидев меня с Дэнни, все они заухмылялись. И я знал почему: присматривать за сыном босса — это задание для неудачника. Один из стажеров крикнул:
— Даниель-Спаниель! — и засмеялся, обрадовавшись собственной шутке, точь-в-точь как Росс Уилкокс. — Мы идем в город сегодня — займемся энтомологией, будем изучать ночных бабочек Дорсета. Ты как, с нами?
— Вигси! — Ответил Дэнни. — Ты себя в зеркало видел? Ты грязный, вечно пьяный жулик. И появиться с тобой в общественном месте равносильно социальному самоубийству.
Вигси ничуть не обиделся, наоборот, ответ Дэнни привел его в восторг.
— Хочешь поздороваться с молодой порослью «Гренландии»? — Дэнни повернулся ко мне.
Нет, этого я точно не хочу.
— Можно я просто пойду в номер и подожду папу?
— Что ж, мне не в чем тебя винить, публика здесь и правда так себе. Я скажу Майклу, что ты у себя. — Потом Дэнни пожал мне руку так, словно мы коллеги. — Спасибо, что составил мне компанию. Увидимся утром?
— Конечно.
— Надеюсь, фильм тебе понравится.
Я взял у него ключ и побежал вверх по лестнице, вместо того, чтобы дождаться лифта. В голове у себя я включил музыку — саундтрек из «Огненных колесниц», чтобы заглушить вопли этого Вигси и перешептывания остальных «Гренландцев».
Но не Дэнни. Дэнни крутой.