Отец стал вертеть рулон туалетной бумаги, чтобы стереть лужу с пола.
Потом зашипел душ, и отец залез в ванну.
Прошла минута, и я услышал звук рвущейся материи, потом лопнули двенадцать пластиковых колец, держащих штору для душа. Потом — удар и рычание: «Сволочь!»
Я слегка открыл глаза — и чуть не завопил от ужаса.
Дверь ванной открылась сама по себе. Я увидел отца. На голове у него был тюрбан из белой пены, в руках — труба, на которй обычно висит шторка для душа. Он был злой, оскалившийся и голый. Но в паху, там, где у меня висела мошонка, похожая на маленький мешочек с двумя желудями, у отца болталось что-то огромное, сморщенное и волосатое, как бычий хвост. Оно просто висело там!
И еще лобковые волосы — густые, как борода буйвола! (у меня там только девять волосков!)
Самое омерзительное зрелище в моей жизни!
Отцовский храп — это что-то: смесь свиста и пронзительного хрюканья. Уснуть под эту канонаду невозможно. Не удивительно, что они с мамой спят в разных комнатах. Шок, вызванный видом отцовской промежности, постепенно проходил. Но теперь я беспокоился о другом: неужели я когда-нибудь проснусь, и у меня между ног будет то же самое? И вот что еще приводило меня в ужас: я не мог поверить, что четырнадцать лет назад я был зачат лишь потому, что один сперматозун вылетел из этой штуки и достиг яйцеклетки.
А буду ли я когда-нибудь отцом? Неужели во мне, в моей мошонке сейчас сидят будущие люди? У меня ведь еще ни разу даже не было «эякуляции», ну, кроме тех случаев, когда мне снилась Дафна Маддэн. Неужели где-то сейчас ходит девочка, внутри которой живет вторая половинка моего будущего ребенка? Там, глубоко внутри ее замысловатых органов? И что она делает сейчас, эта девочка? Как ее зовут?
Слишком много мыслей.
Полагаю, у отца завтра утром будет жуткое похмелье.
Точнее — сегодня утром.
Каковы шансы, что мы на рассвете пойдем на пляж запускать воздушного змея?
Большой, жирный ноль.
— Ветер северный, — закричал отец, — дует прямо из Нормандии, через Ла-Манш, ударяется в прибрежные скалы и — але-оп! — преодолевает их, создавая восходящий поток теплого воздуха! Это идеальная погода для воздушного змея!
— Идеально! — Закричал я.
— Дыши глубоко, Джейсон! Это полезно для легких, особенно после того, как ты пережил сенную лихорадку! Морской воздух полон озона!
Отец медленно разматывал катушку, отправляя змея все дальше в синеву. Я взял еще один теплый пончик с джемом.
— Решил подкрепиться, а?
Я улыбнулся. Это просто эпично — стоять здесь на рассвете. Рыжий сеттер на побережье бегал наперегонки с самим собой, радостно топтался в волнах, набегающих и уползающих обратно в море. Сланец крошился и мелкими брызгами сыпался со скал со стороны Шармута. Грязные облака застилали горизонт, и утреннее солнце как бы щурилось из-за них, словно из-под полуопущенных век, но это было неважно — ведь главное, что сегодня ветрено, а это идеальная погода для воздушного змея.
Отец крикнул что-то.
— Что?
— Змей! Он почти достиг облаков и почти растворился в них, видишь? Он похож на дракона! Ты выбрал самого красивого змея, Джейсон! Я, кажется, понял, как сделать двойную петлю! — На лице отца сияла улыбка, которую вы никогда не увидите на фото. — Мы будем править небом! — Он подошел ко мне поближе, чтобы не кричать. — Когда я был твоего возраста, мой отец однажды взял меня с собой в бухту Моркамб — в Грандж-овер-Сэндс[30]
— и мы запускали там змея. В то время мы сами делали змеев… из бамбука, бумаги и ниток, а хвост мы делали из нарезанных молочных пакетов…— Ты научишь меня (Палач заблокировал «когда-нибудь»)… однажды?
— Конечно, научу. Эй! А ты знаешь, как с помощью змея можно отправить телеграмму?
— Нет.
— Отличненько, подержи-ка… — Отец передал мне катушку и достал шариковую ручку из внутреннего кармана куртки. Потом он выдрал кусок золотой фольги из пачки сигарет. Ему не на что было опереться, поэтому я встал перед ним на одно колено, так, словно готовился принять рыцарский титул, и отец смог использовать мою спину в качестве стола.
— Что и кому ты хочешь написать?
— «Мама и Джулия, жаль, что вас сейчас нет рядом».
— Хорошая идея. — Отец так сильно давил, что я спиной чувствовал каждую букву, прямо сквозь одежду. — Все, можешь подниматься. — Он обернул золотую фольгу вокруг нити. — Теперь раскачивай нить. Вот так. Вверх и вниз.
Телеграмма заскользила вверх по нити, по направлению к змею, нарушая все законы гравитации, и вскоре скрылась из виду. Но мы знали, что сообщение дошло.
— Lytoseras fimbriatum.
Я глупо моргал, глядя на отца, — что он, черт возьми, сказал? Что это значит? Мы расступились, чтобы дать владельцу магазина ископаемых вытащить вывеску.
— Lytoseras fimbriatum. — Отец кивнул на спиралевидный камень в моей руке. — Это латинское название. Семейство аммонитов. Это легко определить: видишь, какой он слоистый, а вот этот слой самый толстый и повторяется чаще других…
— Ты прав! — я разглядывал замысловатый узор на камне. — Ly-to-ce-ras…
— fimbriatum. Это приятно — когда знаешь такие вещи.
— С каких это пор ты знаешь латинские названия ископаемых?