Лужок черного лебедя

Мамин вишневый «Митсубиси» пахнет ментоловыми конфетами.

— У тебя будет целый вагон времени! Агнесс говорит, что «Огненные колесницы» начнутся в два двадцать пять, ты сможешь съесть хот-дог или еще какую-нибудь гадость на ланч. Но ты должен вернуться в галерею в… — мама взглянула на часы, — без четверти час.

— Хорошо.

Мы вышли из машины.

— Доброе утро, Хелен! — Коротко стриженный мужчина шагал к грузовику, припаркованному возле открытых ворот склада. — Если верить телевизору, сегодня будет жаркий денек.

— Самое время. Я уже и забыла, что такое лето. Алан, это мой сын, Джейсон.

Алан криво улыбнулся и отсалютовал мне. Отцу бы он точно не понравился.

— В последнее время ты так хорошо себя ведешь, Джейсон, почему бы мне… — мама достала из сумочки хрустящую пятифунтовую банкноту.

— Спасибо. — Я до сих пор не мог понять, почему родители так щедры ко мне в последнее время. — Папа дал мне столько же, когда мы были в Лайм-Реджис!

— Ох, извини, это не та бумажка. Я хотела дать тебе десять…

Она убрала пятерку и достала десятку! Всего получается 28.75 фунтов.

— Огромное спасибо, мам.

Мне нужен каждый пенни.

— Антикварный магазин? — Женщина сидела рядом со стойкой: «Информация для туристов». Она внимательно разглядывала меня, словно пыталась запомнить мои черты, на случай если сегодня в новостях объявят об ограблении антикварной лавки. — А зачем тебе антиквариат? Самые лучшие цены в сэконд-хэнде.

— У моей мамы день рожденья. — Солгал я. — Она любит вазы.

— А, для мамы? Ах, ну разве не прекрасно иметь такого заботливого сына. Твоей маме так повезло.

— Эмм… — она заставляла меня нервничать. — Спасибо.

— Счастливая, счастливая мать! У меня такой же прекрасный сын, такой же как ты. — Она показала мне фотографию толстого ребенка. — Это фото сделали двадцать шесть лет назад, но, поверь, он и сейчас такой же очаровашка. Он не всегда помнит о моем дне рожденья, но это ничего, ведь у него золотое сердце. А это ведь самое главное. Его отец был просто пустым местом. И мой сынуля ненавидел его так же сильно, как и я. Мужчины, — на этом слове ее лицо перекосило, словно она наглоталась отбеливателя, — всё, на что они способны, это покряхтеть на тебе, потом отвернуться к стене и «спокойной ночи». Мужчины не растят своих детей, не кормят их грудью, не вытирают им попки, и не посыпают тальком, — она ворковала, как голубь, но глаза у нее были хищные, как у совы, — их писюньчики. Отец всегда воюет со своим сыном, это неизбежно. Двум самцам тесно в одной клетке. Но я смогла избежать этого, когда моему сынульке, Пипу, исполнилось десять, я указала его отцу на дверь. Ивэтт тогда было пятнадцать. Сейчас Ивэтт говорит, что Пип уже достаточно взрослый, чтобы жить самостоятельно. Но эта юная леди просто забыла, кто здесь мать. Я — мать, и я лучше знаю, что хорошо для Пипа. А Ивэтт, она отвернулась от меня, как только на пальце у нее появилось обручальное кольцо. Ивэтт забыла поблагодарить меня за то, что я спасла Пипа от Изабель из Колуэлла, я не позволила этой малявке вонзить свои когти в моего сынулю. Соблазнить его. Ивэтт до сих пор общается с этим, — толстая леди кивнула на дверной проем, — ничтожеством. С этой свиньей. Кто же еще мог так запудрить ей мозги? Она вечно совала свой любопытный клюв в чужие дела, и она разнюхала место, где Пип хранит мои витаминки. Мать нуждается в витаминках, мой мальчик. Бог создал матерей, но Он не знает, как это сложно — всегда быть на пике возможностей. Но Пип все понимает. Пип говорит: «мам, это будет наш секрет, но если кто-то узнает, мы скажем, что они твои». Пип не так красноречив, как ты, мой мальчик, но у него сердце в двадцать четыре карата. И знаешь, что Ивэтт сделала с моими витаминками? Ворвалась ко мне в дом без приглашения и смыла их в унитаз! Мой бедный Пип, он аж посинел от ярости, когда узнал об этом. Он был так зол, что чуть крышу не снес своим криком! «Это была моя гребанная заначка!» — кричал он. Никогда не видела его в таком состоянии. Он поехал к Ивэтт и сломал ей нос, выбил хрящ. — Ее лицо словно затуманилось. — Ивэтт вызвала копов. Сдала собственного брата! А он ведь ничего плохого не сделал, просто чуть-чуть побил ее мужа, и все. Но Пип, ах бедняга Пип, он исчез после этого случая. И вот теперь, день за днем я только и жду новостей от него. Все чего я хочу — это чтобы мой сын позвонил мне. Позвонил и сказал мне, что он присматривает за собой так же, как я когда-то присматривала за ним. Какие-то мерзкие типы продолжают приходить к нам домой, бьют ногами в дверь. А полиция, они тоже те еще сволочи: «где гребанный товар? Где гребанные деньги? Где твой гребанный сын, старая сука?» Ох, грязные слова, я бы вымыла им рты мылом. И даже если б я узнала, где мой Пип, я бы скорее умерла, чем сказала бы им хоть слово…

Я открыл было рот, чтобы напомнить ей о моем вопросе.

Ее как-то странно передернуло, и она снова выдохнула: «я бы скорее умерла…»

— А вы не могли бы дать мне карту Челтенгэма? Там ведь должны быть отмечены антикварные лавки.

— Нет, мой мальчик. Я не работаю здесь. Спроси у той женщины за стойкой.